Исповедь чайника
…И он сказал: «я не люблю тебя!».
Остановились Солнце и светила.
Все, к черту, разлетелось и остыло.
Короче, мрак и полная труба.
Она посуду переколотила,
Заплакала и, хрупкий мир губя,
Забыв про то, что варится крупа, ушла… навек…
Да, вот вам слова сила!..
- Досталось Филиппинским островам!..
- Уже нас захлестнул Апокалипсис!..
- Куриный грипп, ядрена вошь!
Молитесь,
чтоб он не перекинулся и к нам.
- А наши - то, попридержали газ!
- В ответ немедля соль подорожала.
(О, мести упоительное жало!).
Вода и соль порой текут из глаз.
- Вот молодец Татьяна Николавна,
Что догадалась сахар засолить!
- Да нам бы только зиму пережить!
- Два к одному брала. Хранится славно.
Но если соль растворена в крови,
То лёд - острей дамасского кинжала
И разрывает клетку изнутри.
Так в очереди у молочной бочки
Прогноз Вселенский я узнала точно.
* * *
… На ледяные плечи декабря
Наброшена пушистая ангора,
Иль, языком суконным говоря,
Осадки в виде снега и дождя,
И соловей оспорит то не скоро.
Снег, господа! Нам подарили снег!
Квадриллионы крошечных снежинок,
Сцепленье перемычек и прожилок,
И выбился из сил небесный цех.
Все, как у нас: резак да трафареты,
И ангелы, вспорхнув на табуреты,
Свои поделки сбрасывают вниз.
И старый грешник вновь, как ландыш, чист…
Я думаю, снежинки помнят Вечность,
Отсюда их природная беспечность.
* * *
Мороз и солнце… все, как в старину.
От холода колбасит всю страну.
В многострадальных человечьих сотах
Ни хлеба, ни тепла недостает:
Чубайся, героический народ!
История хранится в анекдотах,
Которые потомок не поймет…
Спиртное с перцем. Соль на тротуар.
Шалфея и календулы отвар.
В противоборство с северным Бореем
Вступает мир. Авось, не заробеем…
* * *
Ну вот. Метель, как будто, улеглась,
И стрелка на барометре застыла.
Иван Ильич не кушал отродясь
Ни рябчиков, ни лимбургского сыра,
И пуншу вовсе не предпочитал арак,
А водку уважал, и даже очень.
Любил жену, ценил законный брак,
Но многажды пленялся, непорочен.
Пройдет ли голенастая модель,
Иль пышечка в пуховичке «ин чина»,
Иван Ильич равно от них балдел,
Но медлил с предложением интима:
Все то ж, какую тряпку ни надень…
О маленьких победах каждый день
Мечтал он за горячей кружкой Магги.
Ну как не посочувствовать бедняге!..
* * *
*
Посмей сказать: «я не люблю тебя»!
Прочти стихи - пускай я онемею.
Не камнем упаду тебе на шею -
Окаменеет небо и земля.
Кто сколько дал и сколько взял взаймы, -
Всех равно поздравляют с Новым годом.
Такая арифметика, увы! -
Подвластная небесным счетоводам,
Посредственно усвоена людьми,
Что к небу запрокидывают лица,
И каторга отверженной любви
Из жизни в жизнь, мучительная, длится.
Кто знает, что такое идеал?
Лица безукоризненный овал,
Французский шарм, наряды дорогие?
Уйдут одни - появятся другие.
А те, кого вчера короновал,
Пластической сдадутся хирургии.
* * *
Оплетена канатом пуповины
И к небесам притянута Земля.
Все в этом мире: звезды, ты и я, -
Блаженство и восторг любви взаимной!
Но спать в одной кровати нам нельзя…
Так, устремляясь к помыслам иным
И размышляя о любви взаимной,
Я замерзаю зимней ночью длинной
Под одеялом полушерстяным.
* * *
О, Новый год! Пускай твой первый месяц
Из прошлого подаст мне тайный знак.
Я вспоминаю Яченский, дом десять,
И запах из коробки «Красный мак»,
И взмах лебяжьей маминой пуховки,
И вкус ванильной сдобы из духовки.
Заиндевелый ледяной порог.
Снеговичок, как белый носорог,
По грудь в сугробе утонувший за ночь.
И перебрался в дом «Иван Иваныч»…
Изноешь в ожидании, пока
Торжественно не снимут с чердака
Коробку от неведомой посылки…
В ней целый год томились взаперти
Раздавленные бусы - на подстилке
Из ваты, вперемешку с конфетти…
Теперь такого чуда не найти:
Старинного остатки картонажа.
С лошадкою разъединенный хвост.
Среди шаров и проволочных звезд
Стеклянный дирижабль без экипажа…
Ребячьи руки жадно тянут следом,
Раскрашенный чадолюбивым дедом,
Румяно – ядовитый абрикос,
Надкусанный молочными резцами…
Все прочее - досочиняйте сами.
* * *
Спешат с небес вертлявые созданья
На шоу под названьем Новый год.
О, робкая невинность, до свиданья!
Верней, прощай! Твой эфемерный род,
Как дрозофила, долго не живет.
Пейзаж как будто выпачкан в известке.
Ах, звездочки, малышки – вертихвостки!
Нам - стариться, им, юным, хорошеть,
Да и хвостов у них, плутовок, - шесть!..
Двенадцатый… все вымерло окрест.
По стойлам разобрали всех невест.
На блюдечке - кусочек холодца.
И маменьки - невинности на страже, -
Под маской из лимона и яйца.
Вот президент на фоне Спасской башни
Уже народу помахал рукой.
А где сегодня Ельцин, где Руцкой? -
Политики нетрезвой день вчерашний.
Но осетрину не сравнить с треской…
С хозяйской дочкой гость заводит шашни.
Застолье новогоднее шумит.
Чтоб показать, что он не лыком шит,
Отерши рот салфеткою бумажной,
Иван Ильич уж воздуха набрал,
(О, эта колбаса! Сплошной крахмал!),
Придумывая тост замысловатей,
И…оказался головой в салате.
Смесь водки на бруньках с вином шампанским
Явились происшествию виной.
Сырокопченый окорок свиной
Доверчиво вкушает без опаски
Народ осоловелый и хмельной…
Но ежели за вьюжною стеной
Ты разглядишь улыбку Снежной Маски, -
Закрой глаза и повернись спиной…
* * *
Поэзия! Турусы на колесах…
Куда поэт уносится в мечтах?
Венки, ромашки, золотые косы…
Чье имя прошептал один чудак
И сгинул без следа во мгле белесой.
Но ты сказал: «Я не люблю тебя!»
С упрямой очевидностью не споря,
Разъединились небо и земля,
И ангелы заплакали от горя.
* * *
Какая злая ночь, какая вьюга!..
Так молоком писали между строк.
Отныне нет ни Севера, ни Юга,
Но кровью склеен Запад и Восток.
Где инфернальный вирус подхватила
Приматов беззаботная семья?..
Горючею слезою щи соля
И замерзая в выстывшей квартире,
Боюсь, не захворала ли и я.
* * *
А что ж знакомый нам Иван Ильич?
Он произносит новогодний спич,
Омыв лицо водой с цветочным мылом
И снова став приветливым и милым.
Привозит из столицы он на рынок
Пуды эзотерических новинок.
Торгует, в основном, его жена.
Уже «Ржаная» опорожнена…
Склонившись доверительно к соседу,
Иван Ильич заводит с ним беседу.
- Христианский рай, Эдем иль Парадиз
метафоричны.
- Довод неказист, как твой пиджак.
- Немедля извинись!
Восторг любви!.. Дослушай, не кривись, -
Блаженство и восторг любви взаимной, -
Все это Бог, Его живая мысль!
- Кто б спорил. Но рогатый пародист
Опутал Еву логикой змеиной,
И Бог остался с изумленной миной,
А мир послушно покатился вниз…
* * *
- Они ведь тоже там, на тонких планах
Работают, как черти, на износ.
Какой сюрприз нам Космос преподнес,
Какой гостинец в их бесплотных лапах?
- Миллениум. Парадный выход звезд!
Ну да, кроссворд, конечно, интересный,
Весь этот кубик Рубика небесный.
- А световые нити ДНК?..
Здесь вырваны листы из дневника…
И вот теперь, как манны, жди сенсаций:
Спираль - одна, задумано ж - двенадцать.
- Да, недурную кашу заварили!
А Нострадамус ваш перемудрил.
Приходят нынче на поклон к сивилле
Под ручку и компьютер, и мундир.
- Хоть лично я - за дружбу Инь и Ян,
Но кой-кому досталось по шеям:
Проходит время логики линейной
И лобных переразвитых долей.
- Воды на эту мельницу не лей:
Заправлен нынче диспут наш «Олейной»,
Поскольку русским интеллектуалам
Не подкормиться украинским салом.
* * *
- Ты вдумайся: восторг любви взаимной!
Об этом размышлял я ночью длинной:
Так просто! Здесь - разгадка бытия.
- Да! Всех нас бытовуха подвела.
Левак мешают с водкой магазинной.
Сосед повздорил из-за бутыля
И был избит сожительницой Зиной!
Зима… Зимой пустеют закрома,
Карманы… В школе задарма
Разумное и вечное я сею,
И доброе, как думаю сама.
Строка моя суха, как бастурма,
В любовной схватке даже не вспотея,
Угробит Еву раньше, чем Психею.
Но ты сказал… и свет в глазах померк,
Взорвавшись самодельною шутихой.
Погиб поэт! Сгорел, как фейерверк.
Стучался Бог, да, видно, слишком тихо,
И глуховатый мир его отверг…
* * *
- Совсем недавно промелькнула в прессе
Статейка интересная о стрессе,
Про взлом воспринимающих систем.
- Я с аппетитом эту сплетню съем.
- К беде ведет переразвитье чувств!
- Давным – давно уж травками лечусь
от тика нервного.
- Наука бьет рекорды:
Дитя имеет три сердечных хорды!
- И хобот… не поверю я, хоть тресни!
- Ей – ей, не вру! И пульс во сне - под двести!..
- Циклотемия - смена настроений.
Каким он будет - экстрасупергений?
Индиго - называют тех детей,
И в детсадах ищите новостей,
Где на горшочках ждет Шестая Раса
Создателем назначенного часа.
- Нет, каково звучит: Шестая Раса!
- Длиннее станет их земная жизнь.
- А будет ли любовь у них?
- Два раза…
- В день?..
- Вообще.
- Хоть не ложись!
О, бедные! Не легче час от часа!
- Вот так. Живем смешно, а шутим плоско.
Туда – сюда - уж старость на носу…
- Предельной будет их загрузка мозга.
Коль интересно, книжку принесу,
Но Вам для самолюбья выйдет розга.
Да будет мир несуетлив и тих
И совершенство вложит в каждый миг:
Полно вещей, равно непостижимых
В хвостах комет и в хвостиках мышиных.
* * *
- Да-с! не ленись, не лги и не воруй!
- Ильич, ты не волнуйся и прожуй!
- Так, вместо «здравствуй», говорили инки!
И так же поступали без заминки.
- Что ж, браво: четкий слоган, без затей.
Я б с радостью добавила: «не пей!»:
Боюсь понизить древних инков рейтинг,
Хоть каждому готова я поверить
На поясе индейца узелку…
Я и сама порой ленюсь и лгу
И путаю алькаму с маракуйей,
Но, как вы догадались, не ворую.
Что древние провозглашали в Куско,
Для наших современников - невкусно…
* * *
Как знать, что лучше: помереть от водки,
Стать жертвою секретной разработки:
Под кожу чип, или - чик – чик! Укол.
Уже ходили с песнями и строем.
- Какой, ей – богу, несмешной прикол.
- Амбиции всегда с рассудком спорят:
Похоже, скоро всех «отмониторят»,
Простите за двусмысленный глагол…
* * *
Спой, орнитолог, мне о птице счастья,
Где обитает, с чьих ладоней ест.
Подорожала плата за проезд,
И за стабильность цен нельзя ручаться.
Я шелковые сети вкруг раскину.
Вот хлеб с вином в серебряном ковше…
Приманиваю глупую скотину, -
Аж мозг спинной хрустит в карандаше!
Да много ль проку в этих птичках райских!
Лишь какают, да на людей шипят.
Ну, погоди! Вот выучу китайский,
Куплю компьютер. Сяду на шпагат!
Но, к сожаленью, не я не молодею,
Хоть, впрочем, и не гибну за идею.
* * *
- Ты знаешь, умер Огоньков Серега…
Инсульт… да не реви ты, ради Бога!
Ах, как играл он «Дни вина и роз»! –
Столицы отдыхают виртуозы…
И розами завален был погост.
А умер он в Крещенские морозы,
Как сам себе предрек поэт Рубцов, -
Лечась рассолом из - под огурцов,
Сказал мой друг, -
- все выбирают розы!.. -
Подай водички, как нутро горит! -
И никому не нужен старый гриб!..
Последний срок никто не знает свой,
День безутешной родственной печали,
Иль скорби лицемерно – показной.
Астрологов из списка исключаю,
Да случай прозорливости святой,
Да пресеченье жизненного ритма,
Когда уход организует бритва.
* * *
Опять старик Шопен не ищет выгод,
Когда звучит кладбищенская медь.
Уже опухший лабух пробку вышиб,
Чтоб неженку варшавскую согреть.
Увы! Стабилен парнас ритуальный…
Звучит фагота голос поминальный,
Да пьяного кларнета бабий плач.
Что за тоска! А ну, давай, трубач,
Тряхни их муравейник виртуальный!
Музон повеселее зафигачь!
Да, Огоньков, как рано ты ушел!
Симфонии небесной Дирижер
Тебя в оркестр заоблачный пристроил.
Летят снежинки белоснежным роем…
Забрал и самолично проследил
Твоей трубы последний жаркий выдох!
И не было нужды в пернатых гидах…
* * *
Мой дед - в отставке гвардии майор.
Для лет своих он выглядит отлично.
Как щеточки, усы, и голос зычный,
А с зычностью, так даже перебор.
Годков он тридцать не снимал шинели.
Прошелся так, что стекла зазвенели.
Лицо моё усами щекотнул,
Обдав бодрящей свежестью метели.
- Ну, доченька, гостинцы распакуй!
Извлек бутыль с излюбленным «Кокуром».
- Ну, шо це за веселье, на смех курам!
Дед - генерал застольных партитур,
А мы лишиться звания рискуем.
К политике невольно разговор
Склоняется. И в год Собаки Красной -
(мой торт вишневый произвел фурор!) –
Припомнил большевицкий он террор:
Тот лодырь нынче, кто гусей не дразнит.
Другие соловьи, да те же басни…
- Вы не смотрели фильм «Ночной дозор»?
- Уместнее сказать: «Какой позор»!
Естественно, сюжет не по Рембранту?
- Скорее, перестрелка с перебранкой.
- Всё это нам из Космоса проверка!
- И с драками вервольфа и берсерка.
Тут дед беседу в сторону увел,
Пролив томатный соус на ковер.
* * *
Знакомый гитарист пришел к обеду.
Упорно избегая злачных мест,
На парнасе поставил жирный крест,
И джазу элитарному лишь предан.
За парнас льются песни о конвое,
В пивную входит Костя - одессит.
Шумит камыш, гуляет конь на воле,
И сизый дым под потолком висит.
Под разговор о бабках и о бабах
Бренчит тихонько полупьяный лабух.
Ежу понятно, что бывает там,
Где неуютно джазовым хитам.
Ни дня интима от чванливой музы
Народный эгрегор не поимел,
И к лучшему не видя перемен,
Замкнулся друг и круг общенья сузил.
Лишь Эллингтон к нему являлся в гости,
Под своды башни из слоновой кости.
Едва ли он нашел свой Зурбаган,
Зато не бьют по ребрам и зубам…
* * *
В огне импровизаций вырос джаз.
И «Дым», и «Караван», и «Корковадо»
Вобрали все оттенки шоколада.
С зазором для дыханья - в самый раз! -
И без доводки партия велась,
Надтреснуто и чуть шероховато.
На сцену выходил слепой Рэй Чарльз,
И черные распластывались руки
Над клавишами. Саксофона звуки,
В чьи золотые губы Чарли Паркер
Впивался поцелуем злым и жарким,
Дышали зноем. Бухал контрабас…
Хрипел, белки выкатывая глаз,
«Hello, Dolly!» - негритянский бас.
Взрывался зал, приветствуя Армстронга.
Колтрейн, блестящий Бейси, Тони Беннет,
Все джаза знаменитые столпы,
Как поэтично выразился гений,
Доверчиво «считали пульс толпы»
И так умели заводить народ,
Что с полузвука брали в оборот
Ревущий зал, и управляли залом.
Вот Вам бы и заняться тем же самым,
И - получайте камень в огород! -
Не притворяясь гением усталым.
Игрушка черной расы, милый джаз!
Прости, старик, ты создан не для нас,
Хоть мы прилюдно кланялись синкопе,
Лишь стеклышки в твоем калейдоскопе…
И не поймет воронежский алкаш
Твой африканский юмор и кураж!
* * *
«Поэзия должна быть глуповата…»
Помилуйте, на что же голова – то?
Но все слыхали, "как поют дрозды",
И тему ту, читатель, уж прости,
Оставлю я без должного охвата.
А во дворе тусуется весна…
Ботанику припомню поневоле:
Поэзия подобна вакуоли
И жизненными соками полна.
Ей не к лицу одышка, седина
И в позвонках накопленные соли.
Весной она гуляет допоздна,
Записочки подбрасывая в школе,
А в них: «Я к Вам пишу, чего же боле…».
* * *
Порой стихи, «не ведая стыда»,
Водицу пропускают, точно лапоть.
Не оттого ль хотелось иногда
Рубцову - пить, а Пастернаку - плакать?
Заноза ль в попе, прыщик ли вскочил,
Чирикает отважно «Дырбурщил»!
Такой прикол. Тут смысла не ищи:
Так оперяются карандаши,
Проклюнувшись весною желторотой,
Чей щебет я послушаю с охотой,
Чтоб тут же и сказать им: «До свида…»,
А лучше - распрощаться навсегда.
А у кого-то Муза на оброке.
Представь: туман…
солёная вода…
Черкнул: «Белеет парус одинокий…», -
И отдыхай до Страшного Суда.
Но намертво пришитую к виску,
Сухую револьверную строку
За пуговку не притянуть к ответу.
Цвет крови в авторучке - фиолетов.
И слезы симпатических чернил,
Секрет которых век не сохранил,
Порою на глазок разводят красным,
Вооружившись лезвием опасным.
* * *
Пищит игрушка: «Бэби, как дела?
«Be happy, world!» - в год Огненной Собаки
Будь счастлив, мир! - и обойдись без драки.
Собаками торгует Абдулла
В игрушечном киоске на Арбате.
За десять лет освоился в Москве,
И на Арбате, как в своей кровати.
О брате вспоминает он, Артаке,
И совершает утром намасте,
Но с русскою живет в гражданском браке,
И прибывают баксы в пояске.
Метель его изрядно замела,
И пропустил стаканчик Абдулла.
Народ в предновогоднем марш-броске
Штурмует центр, достав свои заначки,
И на ура расходятся собачки…
* * *
«Hello!» - лепечет плюшевый звереныш,
Лишь пальцами на пузечко нажми…
А мне невольно слышится: «Воронеж»
И чудятся вороны и ножи…
Две батарейки в недрах у барбоса,
Китайский китч - на радость малышам…
И как в Египет проданный Иосиф,
Тоскует в ссылке Осип Мандельштам.
Грузин Иосиф, преданный усам,
Предпочитая трубку папиросе,
Провозглашает смерть! - карандашам.
Хотя неплох и «Беломорканал»…
Одно словцо - и катишь за Урал
И на еврейском тормозишь вопросе…
Но дело не в названье папирос.
Такого зуда не было давно-с…
Такой к фискальству неприличной тяги:
Ладони - к кобуре, донос - к бумаге.
Киряет кат… Стукач поёт, как дрозд.
Дотошный особист сверяет почерк.
Поэта вызывают на допрос
И занимают отбиваньем почек.
Из профиля - кровавое пюре…
Взрывает тишину ночной звоночек.
За дверью - сам. В парадной кобуре.
- Вам телеграмма - из тире и точек -
От пистолета славного ТТ:
«Целую в лоб. До встречи в Воркуте!».
Истории многострадальный очерк
Застрял на 58-й строке,
Но кое-что прочтешь и между строчек:
«Броня крепка!», и пасти - на замке…
* * *
Хоть кровь - любви и жизни сердцевина,
Но вид текущей крови - некрасив.
Благоухает "Флор Герцеговина",
И «сладко пахнет белый керосин».
Поэзию никто не сочинил.
Но керогаз рванул, как Хиросима.
Летит поэт в объятьях Серафима
Туда, где вдоволь хлеба и чернил.
* * *
На солнце - льдинок тающих возня,
Извечный тьмы и света поединок,
Беда для протекающих ботинок!
И - девочкой по лестнице - весна.
Усталые разглаживает лица.
И ночь сужает темноты границы, -
Так давят прессом черный виноград.
Хоть многих тянет самоустраниться:
Не выиграть, но все ж не проиграть.
- Волною света, ветра, облаков
Весь алфавит смывает со страницы.
И вот с небес спускается Любовь!
Во всем её волшебные крупицы.
- Вас тянет в рассуждения пуститься,
Но это лишь красивые слова.
Вот так слепец ощупывал слона…
Кому-то интересен сам процесс…
- Ну, знаешь, откровение невесть!..
- Порою просто хочется пригреться…
- Задачку не решить в один присест.
- Я думаю, любовь - штрафная рота,
Чьи сапоги земную месят грязь.
- Вот чью икону, не перекрестясь,
Кощунственно снимаешь ты с киота!
- Оставим эту тему для невест!
- Что, если это - башня до небес,
Но с главного нас не пускают входа?..
* * *
- Поговорим же о любви взаимной.
- Нечасто от дражайшей половины
Услышишь: - На!
Скорее, скажет: - Дай!
- Над мнимою потерей не рыдай:
Нет лучшего к взаимности предлога:
«Возьми мое, а я возьму у Бога».
- Ага! И по щеке меня ударь!..
Взаимности не сделаю поклона,
И страшен мне её голодный взгляд:
Желанье взять зудит в ней воспаленно.
- Попробуем все это увязать,
Отцедим из вселенского бульона
Мы электрон, протон и позитрон, -
У них-то нет корыстного резона!
Но человек! В потемках бродит он.
Идея вещи, - как сказал Платон…
- Идея вещи! - Эка Вы загнули!
Оставим! - От зевоты сводит скулы, -
Весь этот электрический планктон.
Здесь покрупнее водятся акулы…
- И все-таки, любовь - прекрасный сон!..
* * *
Отец Небесный! Я прошу прощенья.
Прости меня, и цепи оборви!
Забудь мои былые прегрешенья
И все мои предательства Любви.
Чтобы отныне ни один влюбленный
Не знал тоски любви неразделенной,
И боль её, и муку, и позор!
За всех просить прощенья мне позволь!
Слетают с неба тысячи снежинок.
Ты машинально ловишь их рукой…
Увы! Приносит новая любовь
Лишь череду проблем неразрешимых.
Что капельки, песчинки, иль снежинки!
Переверни песочные часы,
Что отмеряют время по старинке,
И снова мы до синевы чисты.
Благословенье Божие над нами.
В мгновенном постиженье бытия
Мы жизнь свою развертываем сами.
А снег, как стопка свежего белья,
И почему-то пахнет огурцами.
Но ты сказал: «Я не люблю тебя!»
И я сижу, карандаши тупя…
* * *
Прости, Отец, я глупый старый чайник.
Я много видел на своем веку.
Как институтку, гнул меня начальник,
Но я не закипаю по свистку.
Прости меня, что голос мой не сладкий,
И что просил Тебя о пустяках.
Прости за то, что мелочь от Двадцатки
Я, сдуру, разбазарил кое-как.
Лишь разыгрались - уж свисток финальный…
Ты сверху видишь каждый мой прокол.
Прими же скромный плод второй сигнальной,
А липики напишут протокол.
И я не замечал, что дышит мир, -
Спасибо, хоть под старость вразумил, -
Единственно, теплом любви взаимной,
О чем и каюсь зимней ночью длинной…
Не знаю уж, достоин ли доверья, -
Кто много говорит, тот много лжет, -
Лукавый графомании божок…
И я об джинсы вытираю перья.
2010 - 2017г.г.