* * *
Третий раз за истекший сезон ты впадаешь, как Ленин в прострацию,
в летаргический бред неврастеников — развязать себе грешный язык.
Не хватает в руках медсестры — чтоб бревном за апрель перебрасывать,
с первой ночи, от звёздной туманности, уходя, что, как «Лазарь», съязвит.
Так, летальный исход от любви не застанет в отключке, как пьяницу,
и тяжёлая страсть к приключениям разовьётся в красивый невроз.
И пускай чей-то докторский взгляд пару раз исподлобья впиявится —
он и сам, под наплывом интенции, знает, сколько в нём гроз набралось.
За отсутствием близких причин, ты б ходила за мной полным месяцем.
Как на Северный полюс заброшенная, жизнь в другие б вошла берега.
Хорошо б, как в кремлёвской дыре, чёрной ночью от всех занавеситься,
чтоб, за скинутым на пол халатиком, ты б, как брата, меня берегла.
Циферблат между сестринских встреч развернёт меня влево по корпусу,
где активная стадия вёрткости вдруг покажет — в чьих снах засвечусь.
Как святой Иоанн Богослов развивал в себе волю к покорности —
так последняя встреча с предвиденьем обернётся сценарием чувств.
Так, в сложившейся в пазлы судьбе, как под килем, прошёлся б
по женщинам.
В разветвлённом охвате востребованностей одолеть свою смуту б не смог.
Скажет Лектор, обследовав мозг: «Никогда ты, придурок, не женишься:
у тебя, как в Парламенте в Лондоне, — родовой — во всю голову смог.»
Вот и шарься под мачтой мечты, — где разводятся души по камерам,
и крылатый инструктор по демпингу всем знаком, как ручной почтальон:
не с руки ли, крутой вестовой, по московским кварталам подкармливался,
где, с разрядки чугунной военщины, — тебя время в анфас отольёт?!
Не Траяном в анналы войду — максимально границы расширившим, —
и не с «Медным всадником» в споре гром копыт опрокинет в канал.
У меня есть внештатная спесь — пробежаться по свадебным шиллерам,
за пределами громкой отзывчивости, на какой бы «канал» ни канал.