В поломанной дряхлой избушке
Рядом с ней не слыхать соловья,
Темень кромешная мраком,
Горит одиноко свеча.
Сидит старичок захудалый,
Рассуждает, какова есть судьба.
Судьба- вереница сплетений?
Событий несвязных гульба?
Иль выбор у каждого разный?
Свой путь каждый сам постелил?
Последствий узлов разводящих
Вязал, разрубал и творил?
Припомнил седой о прошедшем,
По памяти поволокло,
Воспрянул духом мгновенно
Былое, увы, утекло.
Запомнилось старцу из детства-
Роса увлажняет стопу,
Бежал с удочкой да газеткой
Купаться истошно в пруду.
Бежал с еще юной соседкой,
Улыбалась девица ему.
И в воду упала с обрыва,
Кричит: «Плавать я не могу»!
Все бросил и навзничь с утеса
Родную милашку спасать
Запомнил, увядший на веки,
Как тонущего выручать.
Еще бы чуть-чуть да промедлил,
И некого уберегать.
Не нарушил ли путь человека?
Ведь падая - не выбирать.
Припомнил старик сквозь печали
Как юную он обнимал,
Как хрупкие плечи в отчаянии,
Жены он в ночи целовал.
Ведь именно ту, что была с ним
Тащил сквозь тину, ворча,
И, вытащив лихо на берег,
Услышал: «Ты спас. Я твоя».
•
Шло время. Женился уж, дети
Бегут по двору босиком,
Украдкой глядят на рассвете-
Благое ворвалось в их дом.
Хозяйство, скот, да пшеница,
Избалованный молоком,
С усердием пашет мужчина,
Работает мотыльком.
Как вечер- хозяйка встречает
И радует квасом, борщом
При свете луны, грудь вздымая,
Обнажает тело тайком!
Дети росли, сыновья (их есть трое),
По путям человечьим сводил.
Одного в институт, в Ленинград к тете Рае
То бишь старшего определил.
Ну, а тех, что двойняшки,
(Кудряшки в папашу),
Рожденных в утробе в единой рубашке,
На двух сестрах в деревне женил.
Вот число подошло 22 июня
И по радио слышно: «Война»!
Сердце в пятки от ужаса, стынет кровь в жилах,
Тут инфаркт и хватила хандра.
Жена бледная, словно с могилы вернулась,
Над ним слезы льются рекой,
Он очнулся в палате холодной больничной-
«На войне сыновья, дорогой»!
Шли недели, мужик на работе ишачит,
Разговор. Не находит слова.
Речь, родимая, комом в горле застряла,
Все ждет с фронта хоть строчки, письма.
И дождался, седой. Дошла похоронка
На близняшек парнишек своих
Суть: убиты вдвоем под Ростовом,
Весь отец в ту минуту поник.
«Еще старший есть, знаю, вернется»-
Утешал женку-пчелку старик
«Принесет он нам внуков веселых, пригодных
Я уверен- мужик породит»!
Но с того Ленинграда кто мало вернулся,
Думал старший- не подвластна судьба,
Отдавая последнюю кроху ребенку,
Он отправился на небеса.
Дед да бабка все ждали родного,
Весть о смерти не получив
Бабка молвила : «Чую я сердцем-
Оборвал он житейскую нить».
Двадцать лет уж прошло и не слышно
И родного сынка не видать,
Мать, не выдержав лютого горя,
Время старой пришло умирать.
Сидит старый в печали,
Где горит одиноко свеча
Путь жестокий мы, грешные, выбрали сами?
Или все совершила судьба?
В углу комнаты тихо услышал
Человечище, что «ты –чудак»,
Обомлел, весь в мурашках, не веря.
Увидал возле печки черта.
В мраке люто-могильном,
Не свечка б, без света в ночи,
Кромешную тьму и, как деготь, черта
Вряд ли бы кто различил.
На свет не выходит лукавая дрянь,
Сидит наш герой и взирает,
А черный с ухмылкой коварно рычит
И ласково повторяет:
«А хочешь вернуться на место на то,
Где суженую повстречал?
Для этого есть у меня с собою ключи,
Ну что, человек, порешал»?
Старик вразумил и пришлось выбирать
Ведь рода- то нет, ни семьи.
«Дерзай, черт, поехали, что ж запрягай!»-
Лишь облик в мыслях возник.
«С утеса не прыгай!»- седому твердит,
«Пусть тонет она, не ныряй!
Погибнет дивчина- свободен во век!
Другую себе выбирай!»
И ночь закружилась и звезды долой,
Любимая мчит впереди,
Опять оступилась и вниз головой-
Бесяра идет позади.
Кричит ему вновь: «Плавать я не могу!
Тону! Помогите! Тону!»
Как с камнем на шее, брыкаясь в пруду,
Уходит девчушка ко дну.
В душе, разрываясь, он промолчав,
Вспоминает совместно стезю
За ней до конца безвозвратно, прыжком-
«Я бросить мою не смогу!»
И снова на дно и снова рукою
С пучины родную поднял,
В плечах молодых удали море
На берег крутой доставлял.
Реальность померкла в космический стан,
Опять за столом в старом теле
В слезах он купается, словно дитя,
Опять старичок не при деле.
Чертяга же в ярости топчет полы,
Кривляет гримасой во мгле:
«Попусту все мои действа тебе!
Умрешь от тоски на заре!»
«Ты знаешь, лукавый?» - седой- то в ответ:
«И тысячу раз выбирать-
Родных не бросают, а жизнь выбирает
Небесная высшая рать».
Вдруг свет с ниоткуда окутал избу,
Величественный ангел явлен
Схватил черномордого он под узду:
«Пошел, нечисть, к Дьяволу! Вон!»
«Седой! Ты постой ! Не смей умирать,
Подожди, подожди до утра
Рассвет ты увидишь, на белом коне
С собой заберу я тебя!»
Куда уходить? Все равно покидать
Родную деревню мою
Об одном я жалею, жалею в поту-
Не сберег семейку свою.
Проходит час и поют петухи,
В голове у него пустота
Ждет исхода конца, земного венца,
Завершения пути бытия.
За окошком тень промелькнула, стремглав,
Кто – то, чуть видно, спеша
В хату стучат большим кулаком,
Сотрясая петлю косяка.
Без сил мрачно-белый,
Скользя босиком,
Лязгнув ржавой трухой- щеколдой
Дверь отворяет. И ба перед ним… Кто это? Кто он?
Пред ним стоит мощный (копия- сын),
Седой отшатнулся. -«Впусти!
Как сам? Как здоровье?
Теперь мы вдвоем! Теперь, мой родной, не грусти!»
В отца весь похож, вылитый стан
И объявляет: «Я внук!»
Эмоций несет души ураган
Дед в паралич от мук.
Поведал внучок, как погиб дедов сын,
Как хлеба ему подарил,
Мать с голодовки в том же году..
Жил, как в приюте, один.
Старик слушал внука, крепко обняв,
Сознание часто терял
«Значит, не зря жил!»- В голове пронеслось,
В небесах коня увидал.
Он приближался плавно к нему,
Увидел причудливый рай
И тихо, чуть слышно, дед повторял:
«Готов я, Всевышний, встречай!»