Этот свёрток для нашей знакомой,
заболевшей, вприпрыжку я нёс,
как заправский циркач возле дома
покружившись у старых берёз.
Тётя Нина открыла в платочке,
я с трудом её даже узнал –
где же локоны в цвет южной ночи,
восторгавшие медперсонал?
Не годится врачу роль больного,
но плетёт неизбежную сеть
односложное страшное слово,
где основа «отмерить» и «сметь».
На пороге хрущёвской квартиры
передал с угощеньем пакет:
– Поправляйтесь! – и словно в эфире,
– Поздно, милый! – пронзило в ответ.
Время сдвинулось, сжалось в минуту,
цирк уехал, растаял факир,
развалился на части, как будто,
безопасный и правильный мир.
Вдоль забора тропинкой недлинной,
в голове повторял, как дурак:
– Хорошо будет всё, тётя Нина,
ну зачем, ну зачем же вы так!
Вечер тени домов обесцветил,
отпечатки стволов удлинив,
и я прыгал, как прыгают дети,
через них, через них, через них.
Жёлтый луч прокатился волною,
серых туч наклонился карниз –
лето в прятки играло со мною,
вдаль несла эта странная жизнь…