1
Тишина, никого, только ветер гудит в проводах,
Связь налажена, в общем, работает время на Бога,
И спешат по пустыне верблюды, бегут поезда
По дорогам железным, вперёд пробираясь к острогам,
А в вагонах железных не люди, а мысли. Дела
Поспешают в приюты к убогим, нелепым и битым,
Рыболов, дровосек, закусил браконьер удила,
И не рыбу он тянет – его поднимают сердито
В небеса, в непорочность, где реки меняют маршрут.
Караваны вперёд продвигаются медленно очень,
Горизонт далеко, непреступен последний редут.
Будем брать эту крепость, наверное, позднею ночью...
Вязь теряется фраз, и мотивы песочных часов
На стекле замерзают разбитом, но очень красивом.
Перевёрнутый мир, и закрыты врата на засов,
Моисей не рождён, и Писание честным курсивом
Не написано, но есть прелюдия для бытия.
Караваны, верблюды, погонщики, бури, стихия,
По пустыне надежд выплывает мираж корабля,
И выходит из бури не Бог, а бездомный мессия.
Дальше – воды вокруг и потоп, словно с неба ведро,
Опрокинули звёзды на землю дожди вековые,
Облака, штиль, шторма и Венеры красивой бедро,
В отражении счастья гробы по воде – часовые...
Мир вокруг, только жизнь, получается, – низменный тлен,
Нет её, этой выдумки Бога, такой неудачной,
И стоит покорённый собой неземной Карфаген,
По пустыне часов выбирается к свету незрячий...
А часы отстают, и сбивается в кучки песок,
Остановлено время, и, кажется, вот она, млечность.
Пробивает не пуля – сомнения ранят висок,
Караван утонул, уходя за края в бесконечность...
Горизонты пусты, а за звёздами снова пески,
И опять караваны уходят в незримые дали,
Время, воды, дожди и потопы, а дальше тиски,
Или жизнь, или сны, иль видения в чёрном квартале..
2
На лавочке дед
На страницах пустых, побелевших от времени лет,
Белый иней лежит – пепел прошлых обид и терзаний.
Приглашали вчера, а сегодня прокисший обед
Доедаем, и нам дотянуться до прочих скрижалей
Не удастся, когда всё прошло, и песчинки времён
Выдуваются ветром надежд, реки вышли за рамки,
Мимолётность жестока, и смертность большая племён
Не пугает давно, хоть встаём мы почти спозаранку...
Закрывая глаза, отправляясь скитаться во снах
И лелея надежду, мусоля меж пальцев удачу,
Начинаешь искать высоту, словно честный монах,
Погружаешься в сон, ничего не желая на сдачу...
Не страшны, ни шторма, ни цунами, всё в прошлом давно:
И потопы, и сели, соляные беды и качки,
Танцы пьяных богинь и немое, как жизни, кино.
Мир так мал и велик – до подола безгрешной босячки...
По стальным рукавам и по трубам стекает вода
В океаны и в воды морей, обмельчавших безгрешно.
Табуны лошадей убегают, и мы навсегда
Закрываем глазницы мечтами почти безутешно...
А надежды в одеждах и в чистом морозном белье
Высыхают уютно под солнцем, под градусом «минус».
Потерялся наш Бог, потерялись и мы здесь, в былье,
И горит горизонт, да и солнце сгорает, как примус...
Интернет, беготня, пару нежных и нужных мазков.
Выбираться на свет нелегко из простраций минорных.
А на лавочке дед во дворе кормит всё голубков
И смеётся в усы, вспоминая, как был он влюблённый...
3
Выйдешь по небу
Понимаешь, а ложь права, ложь имеет святое право,
Уходящий забудет всё, а пришедший поверит вдруг,
Что за счастьем придёт беда, и от слова простого «браво»
Затошнит. Не сменить пароль, и предаст самый верный друг...
Предадут все, кто ближе был, кто читал впопыхах молитвы.
Утро спелое, ночь длинна, вечерами тоска и грусть.
Понимание: был и есть, не ржавеют стальные бритвы,
Уходящий познает мир, приходящий узнает пусть:
Есть потери, и есть цена человеку и человекам.
Понимание: бренен мир, и понятие «пустота»
По квартире твоей бредёт... Через реку не ехал Грека.
Понимаешь, что не живёшь, понимаешь, и неспроста...
Видишь – небо, дома и дым из трубы, крематорий рядом,
И кладбищенские дела непонятны, но так просты.
Понимаешь, что не живёшь, занят просто пустым обрядом.
Пожелтевшие небеса, по которым уходишь ты...
За понятием «человек» – существо обречённых взглядов.
Не мешает никто в пути, за цветами придёт минор.
Утро, день, высота и ночь, бестелесность чужих нарядов.
Выйдешь по небу – горизонт, дальше темень и звёзд простор...