Вольный перевод ее рифмованной поэмы
АННО ДОМИНИ ИЛИ ЖИЗНЬ В НАШЕЙ ЭРЕ
Свершилось!
Это делается!
Прошло время смеха
- капают слезы.
Ушел в отставку.
Улыбка - символ нашего времени
- смоет все наши первобытные страхи.
И мы будем оставаться здесь,
- безразлично, одинаково
- миллион травинок, лучиков света,
которые сливаются в трупную ночь.
АННО ДОМИНИ
- Как неблагодарные слова!
- Как не соответствуют начинаниям!
Новая эра началась с самоубийства.
Альфа и Омега существования слишком нетерпеливы,
чтобы ждать свою смерть.
Слишком сырые,
чтобы услышать, как умирать.
Задыхаясь на то, чтобы слышать с его последнего вздоха.
Он кричит в небеса:
- Сейчас! -
Теперь у нас нет больше пророков!
И кому нужны их ответы.
Забылись давно вопросы.
Теперь запятая стоит там, где раньше был знак вопроса.
(Или это было когда-либо)
слезы в нашей эре капают на платочек,
все прощая,
все забылось.
Они всасываются в прежде чем они успели просохнуть,
особенно от безысходности
- без удовлетворения,
как признак слабой воли,
а интрижками с тоской.
В лучшем случае - как результат плохого воспитания.
Трудно найти прилагательное для нашего времени.
Злится,
если только!
Печальное: -Нет.
Одинокое: - Возможно.
Далеко от океана похоронен в глубине,
в однообразие зелени,
металлические рожки крабов,
разговоров о том или ином...
скажем, о том, как облака меняют свои лица
- меняется погода.
Время скользит и прячется за пространство.
Следы его можно понимать с оглядкой
- капля дождя на Кресте.
Мох - горчичный-зеленый
растет в расширение скалы.
Замок - обласканный пылью паука:
вот как вспыхивает время из-под земной коры
силой - по привычке!
Незамеченный осколок времени
на поиск внимательный глаза,
который подбирает все, что сбивается,
но достаточно любезен,
чтобы посмотреть,
а затем быстро отвернутся, не мигая.
Так как не фотографировать
внутри самого видного изображения,
вызывая слабое ощущение:
«не так уже».
Ах! Ностальгия по части неизвестного.
Ностальгия по будущему,
ностальгия за то, что могло бы быть,
ностальгия за тысячу тропок,
за чужую смерть,
для окончательных,
задыхающехся вдохов,
на узких дорогах,
где тишина шипит.
Ностальгия по тысячам поцелуев
вызывает, если не веришь
- по крайней мере -
думаешь о Нем - Боге.
И закопали вглубь
- по колено в вязкой грязи,
вы выпустите один разрыв
- если не такие
- и вы оставили на некоторое время в земле
- если не навсегда оставить...
Здесь у воды времени голубизна
иногда прерывается чайками
пронзительными и скучными.
Времени остается по-прежнему.
Не измеряются арки,
минареты,
кресты.
Здесь потери не проще.
Взять там, где отсутствие слов тяжелее.
Вот по воде,
где устриц немота,
вместо того, интересного,
в кого стрелял
путешественник,
оказывается в растерянности
при встрече с горчично-зеленого мха,
который растет из Бог знает когдатошнего времени! - игнорируя необходимость следовать плану.
Для того, чтобы здесь,
в голубизну, не жди оправданий,
чтобы жить без использования...
Здесь небо отражается только по морю.
И проводит свое время.
Вы могли ясно видеть
- нетронутая ностальгия,
- вашу безболезненную смерть,
спокойно происходит в одно прохладное дыхание.
Вот по воде все, что сказано и сделано
в один взмах кисти
против древних, вливается в оранжевое солнце.
Здесь
у воды
с каждой волной
все, что произошло,
это снова происходит.
И это не имеет значения,
если вы молитесь,
ибо здесь ничего не меняется с перерывом в день.
И неважно, если вы плакали,
для устриц кричали снова:
“Распни! Распни!”
И это не важно,
вы должны напрягать уши,
чтобы услышать о невыразимых страхах.
Хриплые,
грязные,
жестокие скопища
по-прежнему топит песня в изгнании Авессалома.
О, Авессалом, Авессалом,
законный наследник,
что ты пел в изгнании.
Вот
накопление деталей в случайном порядке.
Объекты напоминают,
что память не испытывает ни малейшей жалости.
Что это не придирчивость,
но сваи
слой за слоем,
незапоминающаяся чушь,
пока вы больше не волнует,
чтобы быть точным о своем предназначении.
Пока все ностальгическое сливается воедино
плодом воображения.
И вы слышите песню,
вы думали,
что вы слышали раньше со слабым удивлением.
Вы пытаетесь вспомнить, откуда это взялось,
вы закройте глаза, но тьма покроит все вокруг
- как пророк предсказал.
Его нечего бояться - ты просто стареешь.
Просто в последнее время
только те поезда, на которые Вы не ждете посадки.
И рыба клюнет прут, хотя нет приманки.
И это не потому, что ты счастлив, но нет больше слез
- ты плыл без попытки рулить.
И прилив приносит вас к самому источнику этой песни
- надо петь вечно.
Наконец, помните: жизнь в нашу эпоху.
Я смотрел с полупустыми глазами в стерильной влаге
из этого города.
Я любила так сильно, что теперь я знаю,
что любовь - это жалость.
Я ходил на край земли,
но не смог добраться до воды.
Я взвесила свою жизнь до последнего дыхания.
Но потом я сорвался.
Я пролепетала:
- Теперь я память.
- Символ. -
Повышенное время, играло под звуки цимбал.
Русская икона.
Покачнувшись глазами за белыми шнурками.
Я поскользнулся.
Я сделал.
Я чувствовал себя следом.
...А для грусти нет больше нервов.
Время сворачивает в переулок.
Не жалею о прошлом.
Жизнь в наше время
позволяет не одиночный крик.
С полупустыми глазами
мы смотрим, как другие в одиночестве умирают.
И это не пространство,
но время убивает нас.
Независимо от того,
где вы находитесь, вам больше не почувствовать знакомый жест
от приближающегося поезда.
Вы просто поморщитесь немного...
Прятаться от дождя в заброшенной станции на крыше,
где - когда - диктатор - так в стороне - приказал
миллионы погибнут.
Но не влага стекает из своего сине-коричневые глаза.
Жизни людей.
Пропаганда детали.
Их повторение.
Запечатлелись в вашем мозгу
в момент запоминания.
Жестокость, зная, и еще не понимая.
Успокаивающее освещение.
Последнее захватывают здесь.
Последний проблеск страха.
Последняя попытка встать.
Последнее движение пером в руке.
Самое последнее желание
сжечь меня в пепел,
и вспоминать порой, как снег не тает на ресницах.
И представим, что мы рядом.
Что мы пытаемся рулить.
Что стрелки на часах не стрелки,
но строки.
И нигде не видны черные, черные вороны.
Напомним глазу за белыми шнурками.
Вспомнить лицо среди лица.
Напомним, самый первый поцелуй и - объятия.
И когда я ухожу - постараюсь не оставлять следов.
Течение времени только доказательство, что он не существует.
Что вы боялись зря.
Что это только боль, что движется и длится,
что это скучно долго видится на прошлом.
Что в случае чего
время императора Нерона.
Кричат: «сжечь!» и завершая абсолютный ноль.
Что неважно, как бы вы ни жили:
более чем вероятно,
вы были обмануты.
То, что осталось,
как заполнить пустоту пустот.
Равнодушие - глаза лишенные влаги,
как примирить себя с фьючерсами,
не достигая увядания
в мертвых ветвях последних,
а значит стать дорогим, только потому,
что они никогда не весили в пространстве,
потому что они не имели никакого лица,
потому что они никогда не оставили пятна,
но парили над нами,
как хлопья ООН - боли слева -
…Как снег...
как мысли, которые не осмеливались подходить под слово.
Словно какой-то неизвестный Бог,
который никогда не мечтал о создании Мира.
Как «нет»,
что никогда,
как узоры калейдоскопа, в «да».
Как и свобода - что никогда не жаждала ласки.
Анно Домини... эпоха Креста.
Из множества крестиков.
Время, сдающихся в космос.
Подсчитывают убытки
и в итоге - будет твоя жизнь
в тот город,
где мы ТОРГУЕМ наши воспоминаниями,
нашими мечтами.
Где на каждом углу
звучит в ООН - услышим крики.
Где только страшный слух уха проглотил вздох.
Где только от жизни...
от жизни
мы умираем...
Где: все становится взаимозаменяемым,
как в дни, в которые вы живете.
- Перетасовать их вокруг: сумма не меняется.
Каждое место становится местом оставить куски пространства,
чтобы их переставить.
Все, в конечном счете,
это просто точка на пунктирной линии.
Все,
за исключением,
конечно, для тех,
кто не...
И мы ждем.
От одиночества к уединению мы произносим их имена.
В одиночестве - от рифмы до рифмы.
Зная, что они никогда не будут претендовать на нас,
как свои - если только на другую сторону времени.
Если только - в другую сторону Вечности
- там,
где есть просто пустое место.
На другой стороне воспоминаний,
которые не оставляют никаких следов.
С другой стороны доброта
- где мы даем фору.
На другой стороне любви
- где мы навсегда уйдем…
Мы ждем...
терпеливо сосем дым сигарет.
Мы ждем.
Думая, что мы принимаем Вечность.
Но внезапный минарет напоминает:
- Вы не плоть. Что это рифмуется с мусорором!
Абсурд.
Мы видим снег
- натиск белых бабочек.
А потом сами
- как в одиночестве,
мы умираем...
и мы ерзаем.
Неловко.
Как деньги в руках ребенка.
Мы стараемся твердо стоять на волнах.
Мы ищем заказы.
Для полок наших мыслей.
Для законов.
Только, чтобы разрушить их.
Для, в конце концов - ничего не осталось,
но бежать за границу
с развевающимися волосами на ветру,
и открытым ртом.
С ладонью, протянутой к чужой коже
- вечно надеется на непонятное Завтра.
19 июня 2017