Не скажешь ласково – старушка…,
Старуха, – что еще сказать?
В лесу ей подошла б избушка,
А не на Мойке проживать.
Не знаю, чахла ли над златом,
Или мечтала о палатах
В свои преклонные года…
Я ж не об этом…, господа!
Я вспомнил вдруг не ради скуки,
Когда ростовщиков лихих,
Банкиров чересчур скупых,
Варили в масле для «науки»;
Их в Сене с Темзой, заодно,
Покоится полным полно…
Старуха деньги так любила,
Что спать ложилась с кошельком;
Луна тревожная светила
Через окошко в старый дом.
Не сразу даже засыпала,
Как будто лихо поджидала,
Но опасенья гнала прочь
В сырую Питерскую ночь.
И снился ей один «философ», –
Совсем не божеская тварь;
Разбитый во дворе фонарь
И крик толпы многоголосый;
С кровавым топором рука,
И ключ в замке от сундука…
Хоть средние века уж в прошлом,
Но звёзды, видно, так сошлись,
Что за полой топорик острый, –
Над пропастью зависла жизнь…
Дверь отворилась – он ворвался,
Сначала даже испугался;
Но вещим был старухин сон,
Топор над нею занесен…
Всё кончено – одна дилемма:
«Я тварь дрожащая, иль нет»?
Раскольникову даст ответ,
Лишь только Бог, судья и время…
Но больше всех, себе он сам,
Ответил просто, – аз воздам!