Светлым именем твоим отрывки из книги

Нелли Добротолюбова
          Книга повествует о любви студента Ларика к девушке Лизе. Краснодар, 1960 год, лето. Лиза гостит у старшей сестры. Ларик - сосед. Его полное имя Илларион Вениаминович Кугельман. Лиза безоговорочно влюблена в сына своей учительницы Александра Невского - будущего лётчика. Во сне Ларик переносится в 13 век. Путешествует с настоящим Александром Невским и проникается к нему огромным уважением... Девочка Мэри - племянница Лизы.

              Но в тот же вечер без всякого дипломатического такта Лиза выдала Ларику вербальную ноту:
- Если хочешь, чтобы я выходила вечером, не смей даже дотрагиваться! И не пытайся целоваться! У меня есть хороший знакомый парень. Он лётчик. Вернее, будущий лётчик. Я его жду. Зовут его Александр. Александр Невский. Александр Ярославович Невский.
     Лиза гордилась собой. Тем, что наконец-то она решилась на устное заявление в манере диктора Левитана по поводу Саши. Назвать его женихом у неё не хватило духа. В этом слове было что-то старомодное. Особенно она гордилась полным совпадением фамилии, имени и отчества будущего лётчика со знаменитым древнерусским предком, всеми любимым и прославленным за многие подвиги.
     Мэри возмутилась до глубины души Лизиной недальновидностью. Полное совпадение имени, отчества и фамилии вызвало у неё явное подозрение. Если один – народный герой с чистыми помыслами, значит, второй по всем законам - антипод. В жизни всё происходит по законам. Север – юг, плюс – минус, жара – холод, свет – тьма. Для всего свой закон: математический, физический, духовный. Закон чести и закон подлости, славы и бесславия. Если есть надежда на исключение из правил, то и в законе чести отыщется маленький подленький парадокс. Всё это пришло Мэри интуитивно, в смутных догадках. У неё не было слов, чтобы поговорить с Лизой и склонить её в сторону здравого смысла. Мэри оставалось только наблюдать за событиями и помалкивать.
        Бедный Ларик! Что с ним стало от такого неожиданного заявления! Впечатление на него произвёл не сам факт наличия «лётчика», он к этому уже привык, а имя, отчество и фамилия дорогого друга Лизы.
        «Александр Невский! Елизавета Невская! Илларион Кугельман... А если добавить отчество Вениаминович? Куда мне с моими украинско-еврейскими корнями против полного тёзки исконно русского защитника отечества! Правда, сначала князь был просто Александром. До битвы на берегу Невы в мае тысяча двести сорокового. А «Невский» – это вовсе и не фамилия. Это прозвище»!
         Ларик сник, обмяк, раскис, сложил крылышки и повесил нос.
         «Ну, думай, Ларик, думай! Предоставь этой настырной девице веские аргументы в свою пользу. В книжке «Айвенго» Вальтера Скотта твоя нация считается самой умной. Никто не отрицает, что ты лично - красавчик, весельчак и умница. Ты и на гитаре играешь, и поёшь. Ну, скажи ей, скажи, какой ты начитанный и способный, и я на твоей стороне. Помни: «Кто с мечом к нам придёт, тот от меча и погибнет», - Мэри от всей души телепортировала ему свою поддержку.
            Ларик немного пришёл в себя, ободрился и пошёл в атаку:
- Лизонька, пойдём к нам домой. Родители хотят с тобой познакомиться. Ты им понравишься. Мой отец заведует краевой промтоварной базой. У тебя будут лучшие вещи в городе...
           «Дурак, о себе говори, о себе. Причём тут отец»? – лезла из кожи вон Мэри, но сеанс передачи мыслей на расстоянии оборвался категорическим Лизиным отказом:
- Нет! Я не пойду. Не морочь голову родителям. Я от тебя ничего не скрываю. То есть, мне нечего скрывать. Я люблю другого человека. Мы ещё будем петь сегодня? Если нет, то спокойной ночи! Мэри, закрой рот и шагай домой, а то птичка залетит.
- Лиза, постой, не уходи, дай мне шанс...
- Нет! Никакой надежды на что-то большее, чем простая дружба. Согласен?
- Пока да, а потом...
Лиза, Лиза, где твоя улыбка,
Полная задора и огня,
Самая нелепая ошибка,
Та, что ты уходишь от меня...
- Я к тебе и не приходила. Ты сам пришёл. Пока, Ларик.
                Завалившись на софу, Ларик стал ненавидеть лётчика Александра Невского. Но так как он никогда не видел предмет Лизиной любви и страсти и не мог его себе представить, то его ненависть постепенно перешла на славного князя Александра Невского, которого он видел много раз и на картинах, и в кино, и, в конце концов, в школьных учебниках. Его представления были довольно скупыми и обрывочными: что-то видел, что-то слышал, что-то читал. Разве за это можно ненавидеть?
             Ларик был добрым по натуре и незлопамятным. От тяжких мыслей о своей неразделённой любви голова его постепенно налилась свинцом, глаза закрылись, и сознание погрузилось в приятное состояние покоя и умиротворения, где не было места искушению ненавистью. Чувства неудовлетворённости и душевной боли постепенно притупились и были где-то вдалеке, будто на расстоянии от физического тела. Перед его взором открылось ясное и светлое пространство в виде бескрайнего голубого свода. Среди редких белых облаков в полном походном снаряжении на верном боевом коне медленно проплывал великий князь земли русской Александр Ярославич. Вороной конь под ним плавно выбрасывал вперёд свои передние ноги и при этом одновременно подтягивал под живот задние, и всадник также плавно привставал в стременах в такт аллюру. Гармоничные пропорции тела коня каждым играющим мускулом, каждым глубоким вздохом и медленным поворотом косых плеч говорили о его породистости. Длинная шея и крупная голова с большими иссиня-чёрными глазами подчёркивали благородную стать и красоту. Густая чёрная грива вздымалась и опускалась, играя в лучах яркого солнечного света оттенками тёмного фиолета.
                Седло и конская сбруя были сплошь украшены серебряными подвесками и каменьями. Всадник почти не натягивал поводья и не сдерживал бег коня. Он доверился своему единственному другу, разделившему с ним участь вечного небесного странника. Ноги князя, обутые в сафьяновые сапоги, уверенно стояли в посеребренных стременах. Его красный на чёрной подкладке плащ корзно был накинут на левую сторону поверх воинского снаряжения и застёгнут на большую золотую пряжку на правом плече. В деснице он держал тяжёлый обоюдоострый меч из восточной воронёной стали, а локтем левой руки прижимал к себе окованный железом червлёный деревянный щит. Колчан со стрелами и луком, обшитый с двух сторон куньим мехом, находился под плащом, который развевался за спиной всадника, скакавшего на семи ветрах небесного простора. На высоком шлеме князя были изображены лики святых великомучеников Бориса и Глеба из рода Рюриковичей. Они много раз оберегали своего знаменитого потомка в трудных боях за отечество. Шею прикрывала кольчужная бармица, а оправленные золотом ножны висели на поясе.
                Князь Александр Невский, вечный сторожевой бескрайней земли русской, грозно смотрел окрест: не идёт ли враг на его любимую и многострадальную Родину? С севера хаживали немногочисленные дикие племена: финны, чуди, води, карелы, эсты. Охотники, скотоводы и бортники, они изредка объединялись в небольшие отряды и нападали татями на русские пограничные поселения. Когда новгородским князьям и их дружинам надоело терпеть дерзкие вылазки соседей, они разбили светлооких и светловолосых туземцев раз и навсегда, наложив на них дань и уведя в полон их жён и детей. Спокойные донельзя финны подчинились и ходили иногда в дружине с русичами против литовцев – людей, крепких телосложением и добродушных, которые не злоупотребляли даже береговым правом нападать на торговые ладьи и шнеки.
                Прибалтийские земли, или, как их называли в старину, Ливонские, были совсем незавидными песчано-глинистыми угодьями. Насквозь пронизанные небольшими речками и речушками с редкими перелесками из сосен и елей, они мало привлекали и русских князей, и европейцев. По порожистой реке Двине торговые суда проходили с большими трудностями. Полноводные же реки Волхов и Нева давали нашим предкам более удобный и надёжный выход к Балтийскому морю. Имея собственные огромные просторы, русичи не захотели колонизировать мелкие народы Прибалтики, за что впоследствии и поплатились. Ими не побрезговали немецкие торговцы, а затем и завоеватели-крестоносцы.
                «Пока гром не грянет – мужик не перекрестится». Эта русская пословица была сродни русскому образу жизни. Когда в Ливонии образовался орден Меченосцев и появился Тевтонский орден со свирепым немецким духом, русские воины были всё той же дружиной князя, что и век назад. И гром грянул. Белая мантия с чёрным крестом на левом плече наводила ужас не только окрест, но и подалее, в новгородских землях, где исконно жили русские люди. Пришлось уповать на мощь и силу Великого Новгорода, его князей, воевод и дружину. В ополчение шли все от мала до велика, потому что в момент опасности не было сплочённее русского народа.
                Папа Римский побуждал шведов и ливонских немцев силой насаждать католическую веру на Руси и захватывать западные пути торговли по Неве, через Ладожское озеро и Волхов. Завоюй они Новгород, вся Русь была бы открыта для покорения. Так появились шведские войска в устьях Невы летом 1240 года. Двадцатилетний Александр Ярославич, князь Новгородский, внук Всеволода Большое Гнездо, правнук Владимира Мономаха и праправнук самого Ярослава Мудрого из рода Рюриковичей был вынужден исправлять ошибки предков и биться за свои земли. Перед походом он крепко помолился в Софийском соборе в Новегороде в присутствии владыки Спиридона:
- Боже славный, праведный, Боже великий, сильный, Боже предвечный, сотворивший небо и землю и установивший пределы народам, Ты повелел жить, не преступая чужих границ... Суди, Господи, обидящих меня и огради от борющихся со мной. Возьми оружие и щит и стань на помощь мне...
                Князь бил низкие поклоны Отцу, Сыну и Святому Духу и Пресвятой заступнице Богородице, чтобы Они в ратном бою помогли отстоять православие, отечество и животы русские. Из-под светлого купола строго смотрел на него лик Спасителя: «На меня надейтесь, да сами не плошайте»!
                Выйдя из собора и сев в седло, князь обратился к своей дружине, а также к родичам и боярам и всем простолюдинам, пришедшим проводить его на ратный бой:
- Вспомним Песнотворца Давида, который победил Голиафа. Он сказал: «...имя Господа нашего призовём; они, поверженные, пали, мы же устояли и стоим прямо». Не в силе Бог, но в правде!
                Недолго собираясь, конная дружина князя да малая дружина Новгородская ошеломили шведов внезапным появлением в их стане. Не дав опомниться слегка медлительным, но храбрым и крепким заморским воинам, русичи напали на рассвете без взаимных обменов вежливостью и дрались со звериной яростью и молодецкой удалью. После боя князь получил прозвище «Невский» - короткое, как Нева и ёмкое, как победа русского духа и христианской веры. Шведы бежали в унынии на своих шнеках в свою Швецию к своему королю Эрику. Какую тираду король прошепелявил в ответ на бесславное поражение ярлу Биргеру, к сожалению, никто не помнит. Но ярл лично получил от князя глубокую отметину на лице, несмотря на то, что жена Биргера приходилась Александру четвероюродной сестрой. Мир тесен. Как говорится, знай наших.
                Талант полководца, ум и дальновидность, расторопность и решительность снискали юному князю Александру Невскому всеобщее признание далеко за пределами Новгорода, в то время как сам он разделял славу победы над шведами со всем воинством.
              Прошло совсем немного времени и крепкие организованные немцы стали похваляться, что хотят «покорить себе славянский народ». В итоге, Ледовое побоище в апреле 1242 года на Чудском озере заставило-таки твердолобых Тевтонских крестоносцев заключить мир с Новгородом и надолго отбило охоту ходить на Русь войной. Это с запада. А южные границы?
              Южные границы погрязли в изменах и междоусобицах. На Руси пятьдесят княжеств и двести пятьдесят городов. Каждый сам себе хозяин. Князья отнимали друг у друга насиженные родовые гнёзда, уводили в полон чужих жён, детей и челядь, переманивали дружины. Горько Александру, Великому князю, с высоты небес смотреть на разрозненность и разобщённость русских людей. Если бы не варвары с востока, он смог бы объединить свой народ, обуздать строптивых князей и заставить их мыслить едино о единой земле и едином народе. Но все его планы о будущем Руси смешали чёрные орды татаро-монгол.
              Нет Александра Невского на земле, но печалиться некогда. Требуется дозор держать. Ведь было время, он владел щитом и мечом, кистенём и палицей, засапожным ножом и силой собственной воли. Ох, и силён был князь в рукопашном бою, когда сжимал руки в замок за спиной противника и бросал его на сырую землю. Он колол-рубил вражескую силу сулицей, сильным ударом копья поражал прямо в забрало стального шлема, бился не на жизнь, а на смерть за землю русскую. Теперь он невесом. Только дух его под серебряным плащом на любимом боевом коне, таком же бестелесном, как и он сам, несётся над полями и лугами.
- Постой, Александр! Постой, Великий князь! Давай поговорим. Во сне всё можно. Спускайся с небес, коснись своей земли. Уважь, пожалуйста. Меня не бойся, я без оружия. Ой, прости, я знаю, знаю, что ты никого не боишься. Не гневайся. Перед твоим величием я - мелкая сошка. И обличие у тебя княжеское, и конь боевой. Прости, князь, в страхе я плету что-то не то...
- Ты кто? – грозно спросил князь, угрожая острым мечом дерзкому незнакомцу, - как ты посмел меня потревожить?
- Я... Л... Ларик, - заикаясь и дрожа, произнёс юноша.
- Что за кличка такая?
- Илларион Вениаминович Кугельман, - тихо представился он, опустив глаза в землю.
- Крестоносец?!
                Невский занёс меч над головой Ларика, но тот вовремя поднял руки вверх и показал пустые ладони.
- Мои руки не запачканы кровью, я мирный человек. Я родился перед самой войной, только на семьсот лет после тебя, - старался оправдаться Ларик.
                Князь осмотрелся по сторонам, оценил обстановку, опустил меч и легко спрыгнул с коня.
- О, я видел эту кровавую сечу. В самых трудных боях я являлся воинам и не давал им отчаиваться. Господь укреплял их силы, и победа была за нами.
- Это была Великая Отечественная, - начал было Ларик, но холодный пот покрыл его лицо и спину, а ноги налились синцом. Он с трудом сдерживал волнение и страх:
              «Дух Великого князя! Дух Александра Невского! Разве можно разговаривать с ним на равных? Мне страшно. Зачем я его позвал?»
- За землю русскую! За Родину! За Русь! Русичи достойны своих предков! – князь погрозил мечом на все четыре стороны света и, не увидев ненавистных врагов, обратился к Ларику, - о чём ты хотел поговорить?
- Да... так... Моя жизнь пустяк... Не казните, Великий князь!
                Ларик упал на колени и стал бить поклоны.
- Встань, я не Господь Бог. И не мой пра-пра-правнук Грозный, чтобы казнить без разбору. Ты кто такой? Не лги мне. Не басурман ли? Какого рода-племени и откуда? Отвечай!
                Князь внимательно всматривался в перепуганного отрока в белой футболке с эмблемой «ЦСК» и в домашнем трико с вытянутыми коленками.
- Это что за лапти? – показал князь на коричневые кеды с длинными шнурками, - пока бечёвки затянешь, противник тебя в куски порубит! Срамник!
- Что Вы, князь! Сейчас не бьются топорами и мечами.
- Мне все «Ты» говорили, потому что уважали. Вздумал спорить? Я не слышу ответа о твоих предках. Кто они, и где твои корни?
                Ларик съёжился под напором князя. Он понял, что уклониться от ответа не сможет, и обдумывал каждое слово, чтобы не ляпнуть лишнее.
- По матери я украинец.
- Это кто такие? Ляхи?
- Нет. Восточные славяне...
- Что-то я не припоминаю такого племени. Северяне, поляне, древляне, галичане, полочане, уличи и ещё тьма люда, и все они назывались по месту проживания, а народ мы один и государство наше единое – Киевская Русь. Славяне – славный русский люд, который говорит по-нашему, думает и понимает по-нашему. Что ты на это скажешь? Будешь морочить мне голову?
                Как представил Ларик, что ему придётся держать ответ за всю Киевскую Русь, так ему сразу захотелось проснуться. Но Невский был настойчив. В нём не было и намёка на великодержавный шовинизм, проникнутый духом национальной исключительности. Напротив, он с отеческой заботой отозвался о каждом племени, ведь знал он их не понаслышке. Он с ними пуд соли съел в военных походах против недругов за единую Киевскую Русь.
- По отцовской линии я - еврей, - еле вымолвил Ларик и подумал: «Господи, что мне делать? Теперь придётся отвечать за всех евреев, распявших Христа на Голгофе».
                Он стал выкручиваться, не зная толком, что хуже, «украинец» или «еврей»:
- Я просто, этот, русский, - соврал Ларик, подумав, что, к счастью, паспорта при нём нет.
- Ты меня вконец запутал. Жидов в Новгороде много было: купцы, ремесленники всякие. Соломон, к примеру, мне чепрак позументом расшил. Не старше тебя был, а дело своё хорошо знал. Я его уважал. А ты почто юлишь? Не заслал ли тебя Папа Римский? Может, ты шпион Иннокентия Четвёртого? Где ты буллу прячешь?
- Бог с тобой, князь, разве же я на монаха похож? На мне рясы нет, - открестился Ларик.
- И вправду. Одежда у тебя не монашеская и веригами ты себя не изнуряешь. Говори, зачем меня позвал? Дело есть или так, безделица? Хоть я и живу вне времени, но лясы мне с тобой точить некогда. На Куликовом поле Дмитрий Донской с великой ратью знамение ждёт. Меч мой головы не сечёт, копьё грудь не колет, но поднять боевой дух воинству я всегда готов.
                К Ларику понемногу вернулось самообладание.
- Скажи мне князь, позумент, это что? – спросил он, отвлекая Александра Невского от национальных вопросов.
- Неуч ты! Под седлом поверх потника – чепрак. Он обшит золотой тесьмой, то есть позументом. Конь-то княжеский. Чему тебя дядьки учили? Мечом владеешь? Или копьём?
- Прости, князь, я не о битвах хотел спросить. Присядь.
- Погодь, дай отдышаться. Дух земной меня слаще мёду опьянил да голову вскружил. Трава-мурава ноги ласкает, берёзоньки белые шелестят, дубы могучие стонут, птицы трелями заливаются. Одно слово – жизнь! Поклон земле-матушке за её красоту и доброту.
                Осмотревшись по сторонам, Александр Ярославич скинул свой плащ, снял шлем и кольчугу, весившую поболей пуда, снял подкольчужную свиту из мягкой суконной ткани и остался в белой шёлковой рубахе без воротника и с длинными рукавами. Как легко телу без тяжёлого облачения, как свободно дышит грудь!
- Теперь спрашивай, на всё отвечу, - обратился он к юноше.
- Был ли ты счастлив, Великий князь? Любил ли ты девушку?
- Любил? А как же... Простолюдинку светлоокую любил по юности, да как женился – позабыл, как звали.
- Расскажи о ней.
                Князь отвернулся. Не признаваться ж первому встречному в молодецком увлечении. Всё в прошлом. Нет и намёка на чувства.
- Господь с тобой, я не прелюбодей какой. Нет ценности супротив любви и супружеской верности. Если хочешь, могу рассказать о моей Олександрушке. Красное моё яблочко, ягодка моя наливчатая, краса чернобровая, кожа белая шелковая, а меня, представь, любила и такого.
- Что ты, князь! Ты на всех портретах богатырь: и ростом высок, и лицом красив.
- Их что, с меня рисовали? Что-то я такого не припомню. Вот Олександрушка моя меня любила, - вздохнул князь и смахнул слезу, - а без любви и сады не цветно цветут, и дубы не красно растут, и постеля холодна, и одеялочко заиндевело.
                Воспоминания нахлынули чередой. Князь не мог справиться с волнением.
- Она меня жалела. Песни мне пела. Без меня ж и света бела не видала. В терему своём сидела да вдаль глядела. Скучала да примечала: сизый голубь с горлицей, мил у околицы. Кокошник с жемчугами одевала да меня встречала. Встречала да привечала. На шелках бобровая опушка. Мастерица она была и хохотушка. Как же мне было её не любить, да колечек на персты не дарить?
- Вы до свадьбы целовались? – вставил свой наболевший вопрос Ларик.
- Нет. А по что ты спрашиваешь?
- Я люблю одну девушку, а поцеловать не могу.
- Как же так?
- Она меня не любит. Она хранит верность одному человеку, твоему тёзке. А я ему не верю. Он её обманет.
- Я никого не обманывал. Слово князя – слово чести.
- Ты женился, если обещал?
- За меня отец мой, Ярослав Всеволодович, пообещал. Поехал и засватал мне суженую. Я свою невесту до свадьбы не видал. И она меня. Покрасовалась девица до святой воли батюшкиной, да под венец пошла. Слова супротив не сказала. Так-то.
- А если б вы не понравились друг другу?
- Слово отца – закон. Но брат мой, Андрей, тайком в храм на службу ездил, чтоб украдкой на неё глянуть. Поди, вёрст двести отмахал. А мне некогда. Я в походе был. Когда венчались, там и увидались.
- Как же так? А если б некрасивая да дурная?
- Стерпится, слюбится. Но мне повезло. Моя Олександрушка была славная. Косы русые до пояса, брови чёрные, глаза голубые-голубые. Чисто мадонна с иконы. Росточком небольшенькая, а ножка на ладони у меня умещалась. Одно слово – княжеская дочка. Отец её, князь Полоцкий Брячеслав, за ней приданое дал – войну с Литвой. Да я не жалуюсь, хоть и повоевал с лихвой.
                Князь задумался о своём. Как приятно вспомнить дом, жену, четверых сынков и дочку, которых Бог послал им в утешение. Не всегда он был доволен своими детьми, да сам виноват. Всё время в походах да в отъездах по делам новгородским. Как же он любил возвращаться домой! В первую очередь – банька. Топили по «чёрному», а парок был белый.
- На горячие камни водицы польёшь, сушёные травы между брёвен паром возьмутся, да полем распахнутся. Уставшее тело разморится, под берёзовым веничком упреет, а зольная водица его омоет. Скованные тяжёлым мечом мышцы отпустит, колени расслабятся, на длинном полке распрямятся...
                Ларик слушал князя, затаив дыхание, чтобы не спугнуть воспоминаний и сохранить в памяти каждое слово.
- Да, мил человек, колени-то больше всего уставали во время дальних походов. Захолонут так, что всю ночь не согреешься. А после баньки, почитай, заново на свет народишься. Благодать...
                Князь перенёсся мыслями в Великий Новгород. Вот он идёт с княгиней по новым деревянным мостовым. А вокруг терема тёсаные...
- От княгинюшки моей я ни дела худого не видел, ни слова вольного не слышал, - сказал Александр Ярославич и положил правую ладонь на сердце, - что-то сжалось родимое от боли, всё помнит и дрожит, как листок на ветру...
                Ларик почувствовал огромное почтение к человеку, который мог так искренне говорить о своих чувствах, будто он и не князь вовсе, и решил, что не будет больше ворошить прошлое и спрашивать его о любви, видя, что эта тема приносит ему боль.
                «Жаль, что я так плохо знаю историю своей страны. Половцы, половецкие степи, набег на Киевскую Русь, но ничего конкретного», - подумал Ларик и вкрадчиво спросил:
- Князь, половцы же были врагами, а ты женился на половецкой княжне?
- Ах, ты негодный! Жена моя была княжна Полоцкая. Она мне в самый раз рубаху после баньки подавала, а ты видение разрушил, глупость спросил. Кабы мы в Новегороде были, не сносить бы тебе твоей садовой головы. Полетел бы ты, отрок, с моста в Волхов к деревянным истуканам.
- Прости, Великий князь, прости! На Руси говорят: «Повинную голову меч не сечёт», - ловко выкрутился Ларик.
- Хитёр, супостат! Хоть я так и не понял, какого ты роду-племени, но прощаю. Ты позвал меня на землю, и я рад.
                Князь прижал руками мягкую шелковую траву, приложил ухо к земле, прислушался. Всё тихо. Только кузнечики в траве стрекочут, да муравьи травинки с места на место перетаскивают. Тишину нарушило конское фырканье.
- Пойди, ослабь уздечку, обратился князь к Ларику, - летняя роса коню лучше овса.
- Да, да.
                Ларик подошёл к мирно пасшемуся коню и дотронулся до крупа. Конь вздрогнул и хотел лягнуть его копытом.
- Ты что с хвоста заходишь? Уздечку не там искать надо, - рассмеялся князь, - ужель ты совсем никчёмный человечишка, и тебе никто не говорил, что коня надо бояться сзади, козла спереди, а плохого человека со всех сторон? И как меня угораздило с тобой знаться?
                Ларик отвязал поводья от седла и ослабил их. Конь помотал головой в знак благодарности, и Ларик, осмелев, погладил его по гриве.
- А какой масти лошадка?
- Хорошая лошадь плохой масти не бывает. Не балуй, конь боевой. Пусть отдохнёт.
                Ларик сел на траву напротив князя. Немного помолчав, Александр Ярославич решил просветить отрока:
- «Вливать новое вино в мехи ветхие» – дело напрасное, да я попробую. Уразумей, мил человек, как ты меня расстроил! Город Полоцк – наш форпост на западе. На реке Двине. А половцы – дикий кочевой народец в прикаспийских да в приазовских степях. Эти татаро-турецкие кочевники пришли из среднеазиатских пределов. Их называют ещё кыпчаками, или степняками. От злости и диких нравов лица их жёлтые, как полова. Отсюда и прозвище им дано. Нам-то они всё одно: «поганые» - не христиане, не нашей веры. Их орды объединяются для набегов на Русь. Весной и летом, когда много подножного корма для их несметных табунов, они, словно саранча, уничтожают на своём пути окраинные поселения. Зимовать идут в южные степи. Их скот может копытами добывать себе пищу из-под снега. Они не сеют, не жнут, а только грабят и уводят в плен. Пленных мучают голодом и холодом, заковывают их в цепи и продают Тьмутараканским купцам. Сколько ж русского люда мыкают горюшко по всему свету! Нечестивцы христиан продают! Бить поганых надо! Что их языческие боги огня, воды и ветра против нашего живого Бога? Бить! И отполонять русских!
                Князь схватился за меч и хотел встать с земли, но Ларик попытался остановить его:
- Прости, князь, завтра ж пойду в библиотеку и прочту всё о твоём времени.
-Уж ты не чинись, да не рядись, в долгий ящик не откладывай. Иди, отрок, читай, да помни. Былинных героев не так-то много. Я сам читал и набирался разума из летописных сводов в монастырской библиотеке. Переводы с греческого делал, если что очень прочесть хотел про древние дела. А что нескромное, про любовь, признаюсь, по юности грешен был, на немецком читал. Только всё это мирская шелуха. Мудрость черпай из самой главной книги на Руси – из Библии!
                При слове «Библия» Ларик съёжился и сжался, желая превратиться в маленький серый комочек, чтобы укатиться от стыда в ближайшую сусликовую норку и никогда не показываться на глаза Великому князю. Библия! Ларик и в глаза её ни разу не видел. В школе, в институте и дома – сплошной атеизм. В небольшой интернациональной семье ничего не говорили о Богодухновенной книге. Как-то мама стала рассказывать отцу, что главный собор Краснодара Екатерининский до войны был отдан под склад и только в 1942 году, во время оккупации города немцами, стал действовать. Отец зашикал на неё и побежал закрывать ставни от соседей.
                «Святые апостолы Павел и Пётр, пронесите меня! Я и слова дать не могу, что прочитаю Библию. Где её взять? Отец - еврей. Но он партийный. Значит, атеист. Знает ли он закон Моисеев для сынов Израилевых?», - Ларик впервые в жизни подумал о самом важном – о своих предках, для которых Тора – то же, что азбука.
                Они могли бы научить его своим законам и их портреты до седьмого колена должны были висеть на стенах их просторного дома. Вместо близких людей в рамках красовались розы и ирисы, жгучие испанки и милые котики, вышитые крестиком и гладью. О дедушках и бабушках он никогда ничего не слышал.
                «А князь Александр помнит всё своё генеалогическое дерево от начала крещения Руси! Только бы не назвал меня нехристем без рода и племени! Я врать не умею. Он сразу поймёт, что я не крещёный», - разволновался застигнутый врасплох Ларик.
                Князь глубоко вздохнул, впитывая ароматы летнего поля. Над репейником и зверобоем, над васильками и клевером, над всем пёстрым ситцем разнотравья без устали трудились неутомимые пчёлы и праздно ленились беззаботные шмели.
- Сегодня Ильин день, ты знаешь? – спросил князь.
- Что-то слышал, - тихо соврал Ларик, краснея.
- До Ильина дня в поле пуд мёду, а после – пуд навозу.
- Мудрено, - ответил в такт князю Ларик, не поняв, причём тут навоз, - я вот о счастье хотел спросить...
                Князь снял сафьяновые сапоги и размял уставшие ноги.
- Чего тебе не хватает? Добра, друга верного или коня? Так нет, ты хочешь иметь то, что не пощупаешь, не потрогаешь. Эх, паря, счастье само в руки не идёт, и за хвост его не поймаешь. Счастье – вольная пташка: где захотело, там и село. А у кого счастье поведётся, у того и петух снесётся. Только счастье не лошадь, его не запряжёшь и впрок не наберёшь. Зачем оно тебе?
- Чтобы меня Лиза полюбила. Я к ней каждый вечер подкатываю, а всё без толку.
- Это Илья-пророк может на золотой колеснице подкатить да нас громом-молнией поразить. А ты на чём подкатываешь? На санях иль на возу? Запрячь можно и козу, только что это за любовь такая, чтоб не любить, а подкатывать?
- Нет, князь, я ей говорю: Лизхен-Луизхен, Лизочек-цветочек, Лизавета, королева ты моя, и всякое ласковое слово, а она твердит: «Нет! Нет и нет! Я люблю другого».
- Может, у тебя на языке мёд, а на сердце лёд?
- Что ты, сердце моё от любви тает, а она не понимает, - ответил Ларик в рифму и покраснел.
- Значит, у тебя от слов до дела целая верста, а ты обними да поцелуй в сахарные уста, - князь посмотрел на Ларика с недоумением, – она что, Жар-птица? Коли чуешь, что девка тебе не по зубам, отступись, пусть летит.
- Скоро улетит, через месяц. Мне бы совет от тебя получить, как заставить её забыть своего лётчика? – Ларик почувствовал расположение к Невскому за его добрый нрав и совсем перестал его бояться.
                Князь долго не отвечал, о чём-то сосредоточено думал. Ларик терпеливо ждал.
- Любовь не пожар, а загорится, не потушишь. Но и пожар пожару рознь. Сгорит всё дотла, кому от этого легче? – начал говорить князь.
- Да, голова горит от мыслей, а...
- Не перебивай. В Библии сказано: «Возлюби ближнего, как самого себя». Так ты с себя и начни. Возлюби себя. Не думай о том, что тебе нужно от других: любовь там или счастье, а думай о том, что в твоём сердце есть любовь и ты можешь дать её другим. Любовь – это богатство, которое не каждому дано. А девица, что тень. Ты за ней, она от тебя. Ты от неё, она за тобой. О сопернике не думай, будто его и нет вовсе. Ты хороший человек. У тебя сердце доброе. Уважай себя и перестань нуждаться в её любви. Пусть она нуждается в твоей. Где это видано, чтоб девка парня извела да под свой норов подвела. Нет ценности супротив любви, но плохо, когда одно сердце страдает, а другое не знает.
              Александр Ярославич обул сапоги на отдохнувшие ноги, натянул кольчугу поверх сорочки и свиты, укрепил на спине колчан со стрелами и луком, надел шлем с ликами своих святых предков, накинул плащ на левое плечо. Исполненный глубокого внутреннего достоинства, внушающий всем своим обликом искреннее почтение к себе, к своей внешности, душевной чистоте и строгости, смиренности и кротости, он крепко стоял на родной земле. Величественный и естественно простой, овеянный правдами и былинами воинских и человеческих подвигов, суровый и отважный, добрый и милосердный богатырь земли русской, немало потрудившийся при жизни и не оставивший службу доныне, без промедления собрался в путь-дорогу. В глазах Ларика он снова стал могучим и недосягаемым, и всему живому на земле захотелось умолкнуть перед его немеркнущей славой и величием.
                Конь послушно подошёл, с удовольствием переступая с ноги на ногу на твёрдой земле. Он был готов в любую минуту принять хозяина в седло. Князь проверил подпруги под брюхом коня. Широкие ремни были туго затянуты.
- Порядок, - сказал он и без усилий вставил левую ногу в стремя, а правую перекинул через седло. В тот же момент конь оторвался от земли.
- Прощай, Ларион Неаминыч. Прощай и помни: девица прядёт, а Бог ей нитку даёт. Молись, и будет эта нитка про тебя.
- Прощай, Великий князь Александр Ярославич!
                Ларик смотрел на плавно удаляющегося князя, и слёзы наворачивались ему на глаза.
- Может, ещё свидимся, князь?
- Сходи в церковь, нехристь. Я сразу понял, что ты ни аза не знаешь и не смыслишь в вере христианской. Поставь свечки святым угодникам да загляни в лик Спасителя нашего. Молитву почитай. Молись за упокой моей души. Вся Русь стоит на молитве Богу Отцу, Богу Сыну и Богу Святому Духу. Аминь. И ты не будь Неаминычем. Бог даст, свидимся. Отчёт держать будешь. А не то я тебе ижицу пропишу!
- Как это? Ижица, кажется, последняя буква в старой азбуке, - напряг память Ларик.
- Ты, однако, грамотный. Пропишу ижицу – значит, велю выпороть, засмеялся князь, - да не бойся ты. Я шучу. Прощай...
- Прощай, Великий князь...
                Холодный липкий пот покрыл всё тело Ларика. Сколько ещё будет длиться этот странный сон? Через мгновение он проснётся, но этот короткий миг может круто изменить целую жизнь. Образ, пришедший к нему во сне, будет тревожить воспоминаниями... Впрочем, прочь предрассудки. Куда ночь, туда и сон...
                Но ведь сон сну рознь. Один развеется без следа, а другой так в душу войдёт, что станет реальнее жизни. Подсознание Ларика ещё металось между объективной реальностью и невероятностью произошедшего с ним во сне. Ещё миг, и паутина сна исчезнет, ещё мгновение, и оковы сновидения спадут, и наступит свобода. Ларик открыл глаза и почувствовал великое облегчение, словно счастье свалилось ему на голову. Он увидел свою родную комнату, свой привычный письменный стол, полку с книгами, гитару у окна.
- Слава Богу! Я в реальной жизни! Я настоящий и мне не надо никого бояться! Я - Илларион Вениаминович Кугельман. Меня голыми руками не возьмёшь! Мне всё до лампочки: украинец я или еврей. Я – русский, и все мои предки, и украинцы, и евреи – все русские люди. Ларион Неаминович? Нате вам! Я уже Бога славлю! А раньше послал бы к бесу, – произнёс он целую тираду перед зеркалом, - с кем поведёшься, от того и наберёшься...
                Ларик, хоть и вспомнил злое начало в образе человека с рогами, копытами и хвостом, но не выругался чёрным словом.
                Александр Невский, которого он так уважал и боялся во сне, был набожным человеком и шага не делал без обращения к Богу, а Ларик ни разу не переступал порог церкви. Через час он мчался по улицам города, воодушевлённый намерением непременно войти в Екатерининский собор.
                «Надо найти рациональное зерно в религии, - думал он, - ведь верили же великие люди и даже учёные в Бога и двигали научный прогресс».
                В утренние часы в центре города было почти пусто. Трамвайная остановка находилась прямо напротив храма. Комсомолец и комсорг группы Ларик быстро перешёл улицу и огляделся по сторонам. Вдруг встретится кто-то знакомый и пристанет с вопросами? На крыльце храма с двух сторон от тяжёлой входной двери сидели старушки в платочках и мирно беседовали. Они оживились, когда увидели идущего по церковному двору юношу, встали и, как по команде, повернули правые ладони вверх. Но Ларик засмущался, наклонил голову и в три броска преодолел ступеньки паперти. Войдя в открытую дверь, он оказался в притворе. Старушки перекрестились на «олуха царя небесного» и продолжили свой тихий разговор. Ларик купил три свечки подешевле и ступил в храм. Запах мягкого пчелиного воска и древесной смолы смешался с запахом сухой полыни и был терпко-сладким и приятным. Он огляделся вокруг и прошёл вперёд. Перед ним был иконостас, на котором в несколько рядов располагались небольшие деревянные иконы, все одинакового размера. Вверху были ветхозаветные праведники: Авраам, Исаак, Иаков, Иосиф и иже с ними. Чуть ниже - пророки Илия, Исайя, Иеремия, Самуил, Елисей. Ещё ниже - апостолы Павел, Пётр, Андрей Первозванный, Иаков, Симон и остальные. Евангелисты Матфей, Лука, Марк, Иоанн Богослов, а за ними святые угодники: Целитель Пантелеймон, Николай Чудотворец, Архангел Гавриил... Ларик прикинул в уме, что причисленных к лику святых было около пятидесяти. Он никого не знал и недоверчиво переводил взгляд с одного христианского образа на другой.
                Над царскими вратами находилась икона на библейский сюжет «Тайной вечери». Репродукцию с фрески Леонардо да Винчи Ларик видел в каком-то музее и обрадовался Иисусу Христу и двенадцати апостолам, как старым знакомым. Но святые не спешили радоваться ему. Их лики, скрытые под слоем потрескавшегося лака, смотрели на него строго и даже сурово. Ларик сделал несколько шагов в сторону, но они держали его своими пронзительными взглядами в каждой точке сводчатого храма. Их глаза были переполнены святой гордостью за свою праведность. Ларик не выдержал немых укоров учеников Христа и отвёл глаза в сторону, ища чьей-либо поддержки. И помощь пришла. Справа и слева от царских врат висели самые главные иконы храма: Спаситель и Богородица. Они были изображены в полный рост. Их одухотворённые лица походили друг на друга тем, что излучали необыкновенное душевное тепло. Особенной любовью светились их глаза. Сын Божий и Дева Мария предстали перед несведущим прихожанином не мифическими фигурами, а земными и будто давно знакомыми людьми, готовыми в любой момент прийти на помощь. На душе у Ларика стало легко и спокойно, и он гордился уже тем, что осмелился прийти в храм.
                Ларик приблизился к иконе Христа и прошептал:
- Он так верит в Тебя. Он просил поставить свечки за упокой его души.
                Ларик зажёг одну из свечей от уже горевшей свечи и стал устанавливать её в гнездо невысокого серебряного подсвечника, но она клонилась в сторону. Он нажал сильнее, и тонкая свеча сломалась. Воск капал ему на руки, но не обжигал. К нему подошла женщина в тёмном платке и длинных одеждах, пережгла нитку поломанной свечи над пламенем и, опалив воск, быстро вставила обе части в свободные гнёзда.
- Свечу надо ставить с молитвой. Если ты пришёл к Спасителю, значит, ты любишь Его. Можешь сказать Ему об этом, и Он примет тебя в своё сердце. Свеча без молитвы с Богом не соединяет и грехи не отпускает, - спокойно объяснила ему служительница церкви.
                От слов женщины лицо Ларика залилось краской, и он еле выдавил из себя:
- Мне надо поставить за упокой.
- Пойдём, - сказала она и повела его к правой стене, где стоял небольшой прямоугольный стол с мраморной столешницей. На нём был массивный крест с распятым Христом, а по бокам от него две фигурки в белых одеждах: скорбящая Дева Мария и апостол Иоанн Богослов. Перед ними ровными рядами разместились небольшие круглые ячейки для горящих свечей.
- Это канун – стол для поминовения покойных, - объяснила женщина и спросила молодого человека, за кого он будет молиться.
- Назови имя.
                Имя застряло у Ларика в горле: «Сказать, за Александра Невского, значит за лётчика, а я ему смерти не желаю. Сказать, за Великого князя Александра Невского, подумают, что я сошёл с ума».
- Александр, - тихо произнёс Ларик.
- Отец?
- Нет, знакомый.
- Скажи так: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Александра и прости ему все его прегрешения вольные и невольные и даруй ему Царствие Небесное. Аминь».
                Ларик едва слышно произнёс первые слова, думая о Великом князе Александре Невском.
- Читай от души, чтоб молитва дошла до Господа. Представь, сколько людей сейчас обращается к Нему. Осени себя крестным знамением, и Господь увидит твоё смирение и примет твою молитву. Молись о других, и тебе воздастся. Аминь.
                Служительница трижды перекрестилась и поклонилась распятию.
- Спасибо Вам, - буркнул Ларик и быстро вышел из храма.
              Солнце брызнуло ему в глаза миллионом ярких протуберанцев, готовых вечно жертвовать собой ради жизни на земле. Небесное светило согревало своими лучами всё живое вокруг, не оставляя без внимания ни единую былинку, ни единую страждущую душу. После тёмного собора солнечный свет показался Ларику спасительной соломинкой. Он выдохнул из себя елейный и восковой дух церкви и поспешил в библиотеку. В его голове роилось столько новых мыслей, сколько пчёл в улье. Он не мог определить, о чём ему подумать в первую очередь, поэтому гнал от себя все мысли сразу. Чтобы переварить случившееся, ему нужно было время. Только оно расставит всё на свои места.
             Машинально он забрёл в гастроном на углу улиц Красной и Мира.
- Два бублика с маком и лимонад, - сказал он продавщице и подал деньги.
             «Еда, как успокоительная таблетка», - подумал Ларик и незаметно проглотил оба бублика.
             Через несколько кварталов он был уже в «Пушкинке» и до самого вечера увлечённо читал о Древней Руси и о жизни полководца Александра Невского. Стены читального зала не давили на него, как стены храма. Здесь он чувствовал себя, как говорится, «в своей тарелке». Ларик прочёл подробности о битвах со шведами и с крестоносцами, но о Невском человеке и отце семейства записи были скупые и обрывочные. Ларик вспомнил свой ночной сон.
             «Если всё, что мне приснилось, правда, то я знаю о князе больше, чем написано во всех этих книгах. «Возлюби ближнего, как самого себя». Как-то не по-нашему. Нас учат любить Родину, комсомол, партию. А как научиться любить и уважать себя? Вернуть нашему народу самоуважение после сталинских репрессий очень сложно. Всё, о чём говорил князь, было просто и мудро. И что странно, этому учит Библия, а не атеизм. А я – как все. В Бога не верю, но не отрицаю его существования».