СЕРЕБРЯНЫЕ СНЫ (СОНЕТЫ) часть 2
-6-
На разрушенной купальне,
одиноко, утром рано,
у воды стоят печально
Владислав-поэт и Анна.
Вдохновенно, без изъяна,
он скривит надменно рот
и напишет «Обезьяну»
про четырнадцатый год.
Но уже глядит раскосо
эта девочка-подросток,
что гуляет до рассвета,
снисходительно-нежна, –
та берберская княжна,
похитившая поэта.
-7-
Ничего вокруг не вижу,
ограниченный в желаньях…
Я гуляю по Парижу
на чужих воспоминаньях.
Замечательной порой
успеваю затесаться
между первой и второй
довоенной эмиграцией…
Когда время истекло,
я сижу в кафе «Дюкло»,
среди сереньких персон.
Даме из поэмы «Осень»
рюмку водки на подносе
преподнёс месье Гарсон.
-8-
Тихая погода.
Королевский бал.
Тридцать три урода
в башне Аннибал.
Кучка шарлатанов
и больных кутил…
Вячеслав Иванов
кудри распустил.
Мистики и маги.
Кровосос из Праги.
Девки варьете.
Молятся в подмётки
у мордастой тётки
в низком де-кольте.
-9-
«Облака на богомолье
В скит лазоревый идут».
(Владимир Нарбут)
Окна смотрят на восток,
слеповаты и суровы…
Плачут три сестры Суок –
одесситовские вдовы.
Горько плачут три сестры –
одинокие на свете…
Лишь одни кресты, кресты
на колымском лихолетье.
Все ушли на богомолье
по чужой злодейской воле,
помня горе и обиды.
Сгнила клятая рука
вертухая иль зэка,
в воду сбросившая инвалида.
-10-
«Я последний поэт деревни».
(Сергей Есенин)
Никуда я от вас не уйду –
родные берега с ивами…
В журнале «Смена» в 76-м году
я публиковался с Рюриком Ивневым.
Боже, как всё близко во Времени:
прошло каких-то двести лет –
а слышится шум пушкинского племени
и мерцает вдали лампадный свет.
А нам всё кажется, что всё разрушено –
исковеркали наши души –
не осталось былых примет…
На Руси милой, древней-древней,
я последний поэт в деревне,
зная, что каждый в деревне – поэт.