* * *
Ты такая ж проектная тварь, хоть и ходишь на дело с поверенными.
И тебя, в ослепительной прелести, вряд ли шанс есть, как шершня,
смахнуть.
Но когда б совлекла свою власть, я забил бы в твой створ, вроде мерина;
с трёхсторонней подачи ж (по вере мне) — угодил лишь по самый хомут.
В распечатанный полдень бы мог не хвататься за трость: быть
услышанным,
и, в преддверии тяжбы с началами, чаще б думать: как с рук тебя сбыть.
Но выносит враждою тоска — что как смерч разразится над крышами,
и повалит палатки с деревьями, чтоб под градом весь бред свой избыть.
Неужель я настиг твою мощь, что едва ль самому мне мерещилось:
за последнюю сотню с прицепами ты сама в себе вышла из русл:
пока лечатся нужды божбой, ты силки расставляешь как женщина,
но за скрытую схватку с республикой я однажды с тобой разберусь.
Не из мести скандал затаил, что всё меньше к системе доверия,
что спонтанную юную исповедь заморочат, как внутренний град.
И когда ты владеешь судьбой, но выносишь мне тело до двери лишь,
в кафедральном общении с сумчатыми, не напрасно ли речи горят?
Не зубрил ли озёрный друид — но при этом руки не замарывал,
есть же тексты — на слух предназначены, и иначе их знать не дано.
Гутенберга завистливый труд наводнил наши души кошмарами,
и, поставив стремленья на знание, — он тем вышиб у бочки лишь дно.
Темпоральный разбег бытия собирает не всходы с посаженного,
а пособником, худшим из прочего, разбирает фасад на дрова.
Так, с озёрных забот за слова, не пришёл к тебе стёкла высаживать,
а с обратной — твоей перспективы же — всю повадность свою даровать.
Слишком много читаем, друзья! Слишком мало заводимся песнями.
И от этой, натруженной грамотности как-то грустно мне стало в саду,
где какой-нибудь умный бахвал так хлопочет над нищею пенсией,
а, по сути, в проектной расчётливости, он над нами лишь свечку задул.