Я падаю. Но я ещё лечу...

Наталия Максимовна Кравченко
***

Средь кошёлок, клеёнок, пелёнок
жизнь проходит быстрее всего.
Дома ждёт меня старый ребёнок,
позабывший себя самого.

Я любовь не сдавала без боя,
были слёзы мои горячи.
- Помнишь ли, как мы жили с тобою,
как на море купались в ночи?

Мы пока ещё вместе, мы рядом,
как друг друга нам вновь обрести?
Ты глядишь затуманенным взглядом:
- Очень смутно... Не помню... Прости...

Драгоценность былого «а помнишь?»
для меня лишь отныне одной.
Больно видеть, как медленно тонешь
под смыкающейся волной...

Раньше домом нам был целый город,
перелески, тропинки, лыжни,
звёздный полог и лиственный ворох,
укрывая, к нам были нежны.

А теперь мы одни в этом горе,
в этом замкнутом круге, хоть вой,
словно в бочке заброшены в море,
где не вышибить дна головой.

Достучаться, нельзя достучаться,
свою горькую участь влача,
до плеча, до улыбки, до счастья,
до дубового сердца врача!

Не теряя надежды из вида,
и поглубже запряча беду,
я внимаю псалому Давида,
я в Давидову верю звезду.

Было - не было... Тело убого,
ненадёжная память слаба.
Но нетленны в хранилище Бога
наша юность, любовь и судьба.


***

У деревьев неспешные длинные мысли,
и дыхание их глубоко.
Осенённые осенью, синею высью,
они пьют облаков молоко.

Словно мистик рисует волшебною кистью...
Я черты, что случайны, сотру.
Посмотри, как слова превращаются в листья
и трепещут, дрожа на ветру.

А случаются дни, когда в божьем узоре
различить не сумеешь ни зги,
и на грудь давят горы застывшего горя,
твою жизнь зажимая в тиски.

Но меня утешало чужое оконце,
где цветы полыхали весной,
словно милое сердцу домашнее солнце,
словно миру подарок цветной.

Понапрасну судьбу обвиняла в обмане,
в том, что ношу нести тяжело.
Мне казалось, что счастье исчезло в тумане,
а оно никуда не ушло.

А оно шелестело дождём и искрилось,
и чирикало звонко в лесу:
оглянись на меня, улыбнись, сделай милость,
я тебе буду очень к лицу!

А потом поднималось под самое небо
и кричало: глядите, я здесь!
Но толпа мельтешила в погоне за хлебом
и благую не слышала весть.


***
Летняя лень моя, лютня июля,
песня без слов и мечта ни о ком...
Скрыт за вуалью оконного тюля
мир, что покуда со мной не знаком.

Знаю, недолго продлиться истоме,
скоро развеется облачко нег.
Снова разрушится карточный домик,
замок воздушный растает как снег.

Звёздные искорки неба ночного -
будто бы ангелы курят во тьме...
Завтра откроется занавес снова -
мир наконец улыбнётся и мне.


***

От школьной и до гробовой
доски, беря всё выше ноту,
прожить хотелось мне с тобой,
не разлучаясь ни на йоту.

С тобой до гробовой доски,
шагать в обнимку и под ручку,
не знав печали и тоски
иной, чем долгая отлучка.

И были общими года,
и жизнь лишь в белую полоску.
Мы были не разлей вода,
свои, как говорится, в доску.

Но в жизни каждый — новичок,
не помогла господня помочь.
Доска кончается — бычок
вот-вот слетит в глухую полночь.

Хотелось поля и реки,
а вместо этого, а вместо -
твои неверные шаги,
твои беспомощные жесты...

Обрывки снов, осколки слов,
души раздёрганные клочья...
Бессилен звон колоколов,
но как хочу тебе помочь я!

Стою на краешке беды,
на роковом её помосте,
где от восхода до звезды
мы в этом мире только гости.

И если нас сотрёт с доски
вселенной тряпка меловая -
мы станем больше чем близки,
лишь в небесах охладевая...


***

Прозрения, полные тайны,
дремавшие сладко в груди...
Я верю, что всё не случайно,
я знаю, что всё впереди.

Проснуться, исполнясь доверья,
по жизни идя без затей,
пригнуться, чтоб слушать деревья
и исповедь старых людей.

Любить без конца и без края,
взбираться на личный Сион,
и верить тому, что вне правил,
вне логики и аксиом.

Нарвём себе свежей черешни,
заварим покрепче чайку...
И, кажется, мир уже прежний,
где ангел стоит начеку.

Где жить удивительно просто,
не мудрствуя хитро.
Сползает земная короста,
а там только свет и добро.


***

Гаснет жизнь, как лампа на столе...
Но давай мы будем не об этом -
радоваться проблескам во мгле,
редким озареньям и просветам.

Знаю, не откроется Сезам,
ты закрыт на тысячу засовов.
Но читаю мысли по глазам
и ищу врачующее слово.

В изголовье жду, когда уснёшь.
Пролепечешь что-то, словно маме...
Хорошо, что ты не сознаёшь
весь кошмар случившегося с нами.


***

Небесный Доктор, помоги
офонаревшему рассудку
весь этот мрак, в каком ни зги,
принять за чью-то злую шутку.

Судьба мне кажет дикий лик,
скользят над пропастью подошвы,
но как ни страшен этот миг -
молю его — продлись подольше!

Так жизнь убога и бедна
и далека от идеала,
но слава богу, не одна
я под покровом одеяла.

Всё то же тёплое плечо,
всё та же ямка над ключицей.
В неё шепчу я горячо:
«С тобой плохого не случится!»

Не выть, не биться, не кричать,
искать ответ под облаками,
о тёмном будущем молчать
и отдалять его руками.


***

А будущее, прежде чем войти,
стучало в окна, пряталось в портьеры,
удерживало нас на полпути,
пересекало сны и интерьеры.

И вот вошло и объявило бой
душе, что мы не чаяли друг в друге.
Еврейский ангел плачет над тобой,
по-детски робко стискивая руки.

Засов закрыт, потеряны ключи...
Мне остаётся жизнь автопилота -
как тетерев, токующий в ночи,
и, как кулик, любить своё болото.

Жить медленно, мгновеньем дорожить,
лавируя среди рвачей и выжиг.
И - высший пилотаж — пытаться жить,
взмывая выше, где уже не выжить.


***

Пробежал холодок неземной...
Дай согрею озябшие руки.
Я с тобою, но ты не со мной.
В первый раз мы с тобою в разлуке.

Нашу жизнь неумело лепя,
я пытаюсь тебе улыбнуться.
Мне б дойти от себя до Себя,
мне б с собою не разминуться.


***

Оставив бесплодную тему,
устала молить я Сезам,
стучаться в холодную стену,
тетрадь подставляя слезам.

Устала заштопывать душу,
забившись в своей конуре,
и праздник отныне ненужный
зачёркивать в календаре.

Что праздновать? Серые будни,
один за другим в унисон.
И кажется всё беспробудней
страны летаргический сон.

А мне бы вернуться обратно,
хотя бы при помощи сна...
Что праздновать? Всё невозвратно -
веселье, везенье, весна.


***

Раненое солнце истекает кровью,
в небесах зияет чёрная дыра.
А ночами месяц вздёргивает бровью -
словно намекает, что уже пора.

Наш Титаник тонет, небо в звёздной кроши,
в стенах всюду бреши, трещины в судьбе.
Но не бойся, милый, думай о хорошем,
о большом и добром, праведном Судье.

Шелковистым пледом я тебя укрою,
станет телу жарко, сердцу горячо.
Да, у нас отныне поменялись роли.
Обопрись покрепче на моё плечо.

Всё сметает ветер... на последней тризне
щепки, что летели, обратятся в дым.
То обрывки судеб и остатки жизней
издали нам сором кажутся простым.

Как это ни странно, как это ни дико -
мы сумели выжить в нынешнем аду.
Но теперь Орфеем стала Эвридика,
и теперь из ада я тебя веду.


***

Заклинаю незримую силу
с человечески добрым лицом
о свече, что горит через силу,
и о сказке с хорошим концом.

Рвётся там, где особенно ломко.
Разверзается пропасть во ржи.
Удержи меня, ивы соломка,
ветка вяза, с собой повяжи.

Я соперницы сроду не знала,
ты мне был с потрохами вручён,
но опять сквозь туманность кристалла
за твоим её вижу плечом.

Только зря она в окна стучится,
пока рядом родная Ассоль
защищает тебя как волчица,
ставя палки в колёса косой.


***

Рвётся где тонко, а тонко везде.
Дыры зияют в нашем гнезде,
ставлю на них заплатки.
Мы уже где-то поодаль, вне.
Жизни осталось чуть-чуть на дне.
Только остатки сладки.

Бедный мой ангел, тяжко тебе
нас из болота тащить на себе,
вправо сбиваясь и влево.
Ты уставал, выбивался из сил,
и голосил, и пощады просил,
но всё же вытянул в Небо.


***

И от недружественного взора счастливый домик охрани!
                Пушкин ("Домовой" )               


Чур-чур я в домике! И домик был счастливый...
А вот теперь над бездною завис.
О берег бьётся океан бурливый.
Как страшно мне смотреть отсюда вниз.

Здесь всё, что я без памяти любила,
что мне сберечь уже не по плечу.
Прощай, наш домик! Рушатся стропила.
Я падаю. Но я ещё лечу.

Потоком волн земные стены слижет,
но я с собой свой праздник унесу.
Мы падаем, а небо к нам всё ближе.
Не знаю как, но я тебя спасу.


***
Жизнь безлюдней к концу и безлюбней,
мы срываемся в тартарары.
В небе ангел играет на лютне
и зовёт нас в иные миры.

В небесах высоко и красиво,
там легко обитать не во зле.
Но какая-то нищая сила
крепко держит меня на земле.

Расступается мёрзлая яма
и вздыхает душа: наконец!
Из тумана встаёт моя мама
и даёт свою руку отец.

Я теперь понимаю, как просто
быть счастливым и нощно, и днесь.
Облетает земная короста...
Мой любимый, не бойся, я здесь.