У меня есть читатель Сергей Сергеевич Глоксин, белобрысый мужчина высокого роста с правильными чертами лица: у него большие синие глаза, не тусклые и не яркие, аккуратный нос и маленький рот.
Читает Глоксин исключительно шестидесятников: Тендрякова, Аксёнова, Бакланова, Быкова, Лиханова, Шукшина…
Берёт одну книгу на месяц, но два - три раза в неделю заходит поболтать, всегда неожиданно и в разное время: утром, вечером и в обед.
Обычно задаёт мне много вопросов житейского плана и внимательно слушает ответы,- есть люди, задающие другим вопросы, чтобы не отвечать самим.
Я, конечно, не подрядилась отвечать на все его вопросы, но что-то он во мне изучает на протяжении трёх лет.
О нём я знаю мало: иногда Глоксин женат, иногда - разведён, вероятно, сам не помнит, кому что рассказывает, хотя ему только 45 лет.
У Сергея Сергеевича есть дочь,- она не работала учителем английского языка ни одного дня,- вышла замуж на пятом курсе.
Недавно Глоксин сообщил мне, что у него родился внук:
- Я и не думал, что буду бежать к дочери, чтобы взять на руки крохотного мальчика,- и глаза у Сергея Сергеевича ярко сверкнули.
- Наверно, мальчик будет похож на Вас,- польстила я своему читателю.
- Дай Бог,- сказал он самодовольно.
Ещё знаю, что Сергей Глоксин работает таксистом и любит свою профессию.
По характеру - чистюля.
Всегда следит за траекторией какой- нибудь пылинки, увидит, что пылинка приземлилась на телефоне или ксероксе,- просит салфетку и аккуратно вытирает.
- Не приведи, Господь, с ним жить,- думаю я,- замучает упрёками.
Не люблю жадных мужчин, но думаю, что Сергей Сергеевич прижимист.
Однажды попросил сочинить стихи на свадьбу дочери, в другой раз - на день рождения - отца,- и не принёс даже шоколадки за вдохновенный труд.
Если кто- то из читателей дарит книги библиотеке, стремится их забрать себе.
Ему вообще нравится что- нибудь у меня забирать: отломать росток от цветка, присвоить цветную старую линогравюру, набросок картины или несколько листов А-4.
Иногда он немножко отдаёт: купит булочки к чаепитию или даже маленькие шоколадки.
Свои приходы в библиотеку объясняет так:
- У вас - хорошая аура,- пришёл насладиться.
Или
- Я - поклонник Вашей поэзии.
За три года общения я привыкла к нему и считаю, что он скорее мне друг, чем враг.
И вот однажды по дороге на работу, совсем недавно, перед Троицей, я зашла, во - первых, к врачу выписать рецепт для мамы, а во- вторых, у меня закончилась розовая помада под малиновую куртку:
- Ничего страшного, если немного опоздаю на работу,- подумала я. - Страшнее ходить с ненакрашенными губами.
Опаздываю на работу на целых 20 минут.
Подхожу к библиотеке и вижу: Сергей Сергеевич в красной куртке и синей - под цвет глаз - бейсболке подпирает дверь.
Весело ему улыбаюсь,- его суровый вид сигнализирует мне о том, что что-то не так.
Подхожу ближе - и получаю по полной программе:
- Только что уехала машина, на ней было написано: «Контроль за трудовой дисциплиной, ну, что- то в этом роде».
- Скажите, что Вы шутите,- удивляюсь я фантазии своего читателя.
- Сегодня не первое апреля,- с трудом разлепляет он губы,- они и акт какой - то составили.
- Прямо на машине?
- Да.
- Вы смеётесь мне в лицо?!
- Нет, я думаю о том, как вы будете оправдываться перед своим директором,- сказал читатель - друг и сочувственно посмотрел мне в глаза.
Меня охватило неприятное чувство досады: часто я работаю в обед, если провожу вечер поэта или художника, беседуем и до 22-00, после работы нередко выдаю книгу опаздывающим читателям после 19-00, выслушиваю их горестные истории: библиотека - аптека для души.
Читатели мне так и говорят:
- Пришли набраться Вашей доброй энергии, своя - упала до нуля.
Стоило мне только представить, как я буду оправдываться перед директором, как меня охватило отчаяние: такую потрясающую женщину подвела!
- Вы, правда, не шутите? - уточнила я ещё раз.
- Какие шутки?
Стала звонить подругам.
Почему я не дождалась, пока Сергей Сергеевич уйдёт?- Я же его другом - приятелем считала!
Спешивший Глоксин торопиться вдруг перестал!
- Привет, Света,- говорю,- опоздала на работу на 15- 20 минут, а приехала комиссия проверять дисциплину. Что мне делать?
- Взять больничный!- безапелляционно заявила Света.
- Когда я 20 лет жила на Золотогорской, то дружила со всеми врачами. А в Билево во всеми медиками - полное взаимное равнодушие друг к другу. Не у кого мне просить больничный.
- Тогда не знаю.
Сергей Сергеевич внимательно слушает все беседы,- ровный нос от любопытства заострился, губы, как маков цвет, приоткрылись, глаза небесной синевой заискрились: сам спектакль организовал - сам и смотрит! И даже садистски наслаждается.
А я, простофиля, всё больший интерес ему доставляю.
Звоню другой подруге:
- Люба, опоздала на 20 минут на работу, а мне проверку устроили по трудовой дисциплине,- так не хочется своего директора подводить.
- Люба,- думаю я вслух,- беспроигрышный вариант - сказать, что мне плохо стало по дороге.
- Июнь. Достать чернил и плакать.
Писать о летечке навзрыд,- перефразировала Пастернака подруга.
- Так и скажите, что у Вас по дороге от высокого давления рвота началась.
- Давайте я на Вас потренируюсь, что сказать начальству,- будет ли правдоподобно? - с Любой мы дружим 10 лет, и 10 лет друг друга называем на «Вы».
- Начальство тоже молодец,- сократили двоих моих коллег, меня одну оставили с той же зарплатой,- это у них оптимизацией называется,- возмущаюсь я.
- Заболей ли, пойди в школу с книгами или в садик,- закрывай теперь библиотеку!- ярится гнев во мне.
Поглядела на читателя:
- И вижу ненавистно чётко,
Что у него моё лицо,
Моя плебейская походка.
Сергей Сергеевич - само сочувствие.
- Люба, вот что я скажу директору:
- У меня поднялось высокое давление, и от него - рвота.
-Мне пришлось вернуться домой - переодеться, положить под язык каптоприл, хотела вызвать «Скорую помощь»,- учусь я врать, а врать мне тяжело, мне легко и приятно говорить правду,- жалею, что не вызвала «Скорую помощь». Но как нас всю жизнь воспитывали: не здоровье, не дети, не любовь,- на первом месте у нас всегда работа,- досочинила я ложь во спасенье и села за кафедру, выдав Сергею Сергеевичу « Военные повести» Бакланова.
Сижу - а от внутреннего волнения голову как обручами сжало и сердце разболелось.
- Что- то мне совсем плохо стало, - сказала я Сергею Сергеевичу и машинально положила свою руку себе на грудь.
И тут Глоксин выдаёт себя:
- Были бы вы гадкой мымрой или злобной коброй, ни за что бы не признался, что пошутил!
Думайте два дня: приезжала комиссия или нет? Но Вы - хороший человек и собеседник интересный, поэтому признаюсь:
- Я пошутил.
- Вы совсем не умеете шутить,- ответила я, держась за сердце.
Вяло и кисло, кое- как я отработала день, а ночью у меня началась самая жуткая рвота - до зелени в глазах: пришлось вызвать «Скорую помощь»…
Голова болела так, что страшно было пошевелиться.
Чтобы отвлекаться от боли, перечитала все «Караваны»: от Оксаны Пушкиной до Ивана Охлобыстина.
Через день заходит в библиотеку Сергей Сергеевич.
Пишу, не поднимая головы - преднамеренно игнорирую.
- Придётся мне идти в магазин,- говорит Сергей Сергеевич и через десять минут приносит огромную шоколадку, мороженое и кофе:
- Будем мириться! Простите меня, дурака.
- Не разгонять же мне всех своих непутевых читателей,- бормочу я.-
Но напоследок я всё равно скажу: Вы не умеете шутить!