Тяжелее всего в гибридной войне приходится партизанам.
Уходить в леса нельзя – негибридное это дело.
Да и не выжить нам в лесу – утрачены навыки, кроме того зверьё всё повывелось и рыбы в реках нет.
Ещё, какой смысл прятаться в лесу, если придётся в город за продуктами ездить!
Поэтому сидим в квартирах по месту жительства.
Поезда пускать под откос, нефтехранилища поджигать тоже нельзя.
Во-первых, негибридно, а во-вторых, военные теперь ездят в обыкновенных пассажирских поездах, их там мирное население так проклинает, что никакая бомба не нужна, а нефть у нас вообще настолько гибридная, что непонятно кому ты больше урон причинишь, поджигая нефтехранилища – врагу или своим.
Флаги на верхотуру вывешивать? Этим теперь никого не удивишь – народ с любыми флагами запросто по улицам ходит.
Листовки расклеивать? А смысл? В Интернете полно листовок на любую тему.
Есть теория, что на гибридной войне полностью стирается грань между мирным населением и партизанами, но я её не поддерживаю – грань есть.
Мирное население телевизор смотрит, чтобы знать за кого голосовать, а партизану это не нужно.
Мирное население требует прекратить гибридную войну, заключить, то есть гибридный мир, но партизан не таков.
Его задача жалить в самое сердце, взывать к прекрасному в людях, тем более что у воюющих сторон один язык.
Если сам не умеешь написать прекрасное, ищи у других.
Критически настроенный читатель (ница) возразит – но, позвольте, во все времена были коллекционеры прекрасного. С какого бодуна автору вдруг вздумалось называть их партизанами гибридной войны?
Отвечу.
Во все времена находились люди, которые жили в лесу и грабили обозы с продовольствием и амуницией, совершали неподобства с проезжающими аристократами (тками).
Пушкин ближе всех подошёл к сути, показав нам Дубровского, которого, кстати, не решился публиковать.
До прихода басурман никому бы в голову не пришло называть лесных мужиков партизанами, но покажись на Смоленщине небритая рожа вестгота, как в тот же миг сельский учитель истории Ковпак отпускает бороду и начинает воплощать эту самую историю в жизнь.
Отсюда я вывожу, что суть не в названиях, а в том воздействии, которое оказывает данный конкретный грабёж и разбой на ход войны.
Позвольте таким образом осуществить первую открытую диверсию.
Это не Пастернак, а Борис Рыжий, но до чего же человек в курсе дела был!
* * *
Осенью в старом парке
листик прижат к плечу.
Ах, за Твои подарки
я еще заплачу.
Это такая малость —
пятнышко на душе.
Летом еще казалось,
что заплатил уже.
Облачко на дорожке,
пар от сырой земли.
Кожаные сапожки
в синий туман ушли.
Долго стучал — как сердце —
крошечный каблучок.
Стоит лишь оглядеться,
видишь, как одинок.
И остается росчерк
веточки на ветру —
я этот мелкий почерк
в жизни не разберу.
1996