Вступление к лету

Эфка Эфка
Июнь. Сады и парки. Полночь.
Пространство томно спину гнёт,
пестрит и режет свежий лист тенями
гравий, плитку и гранит дорожек.
Прохожий редкий хохохнёт,
за ветками исчезнет, за стволами.
Спрыгнет ветер и заиграется тенями,
сожмёт в кулак пространство
и отпустит, и бросится вдогонку
и наутёк минуты пустит,
Сотрёт и звёзды и следы.

Начало лета, ночи сладки,
июнь заставлен густо
отцветающей сиренью
(сбежавший май-забавник
не скупился на цвет и на пиры,
и радовал похмельем и мигренью).

ПарЫ влечений тянут пАры в сады и парки
За юбки, за талии, за шеи и лодыжки
открытые ветрам, нагие-наглые-лихие.
За чёрно-крашенной оградой город
Бредит немотной мелкой дрожью
Бросает одеялом к её подножью
линии упрямые-прямые -
эстакады, тротуары, бордюры, камень,
пыль. Добро его дневное даром иль в награду
беспристрастный крепкий парковый забор
срезает ровно по линии отрыва, по зазубренному краю.
По обочинам тропинок загустевший липовый сироп
и сгустки влаги, и темноты тянучка, и быль и небыль -
Там льнёт листва к стволам и тело к телу. И тело к телу
Приставлено не сторожем, не городскою властью,
Но беззаконной страстью июньской полночи,
сиреневых кустов и расцветающих акаций.

Сметает ветер тени по дорожкам,
там пары чинно рука в руке
плетут слова, и мнут запястья.
Два шага вглубь, скользя по телу ночи
и там закон приличий расчленён губами,
торопливою ногой и бесшабашной снастью
взяты в полон все части тела ночного пилигрима,
дотоле бывши непричастны
ни к преступленью, ни к экстриму.

Шаги и шорохи, в отдаленьи говорок,
смешки и вечный городской басок,
Гудящий низко-низко,
как октант на хорах
в храме на Английской.
Шаги и шорохи, разнообразье притихшей от испуга и томленья,
но всё же бесконечно говорливой ночи,
Срывающейся вскачь по петлям и кривым путей-обочин,
Нащупывающей пуговицы, молнии, липучки и сплетенья
и громогласно срывающей узду с приличий городских,
Вечерний лоск и лак с гламурных городских обличий.

О да! И здесь же вспаханная нива
Великая нужда июня - жажда пива,
А после нужда справлять нужду,
сливая свой концентрат в кусты
и беспокоя свежие газоны -
"давай-давай, я подожду".
По лавкам выцепленным ловко
из всех благоухающих страстей
фонарным откровенным светом без прикрас 
Сидят терцетами, квинтетами
и прочим численным ансамблем
Любители пивка и банок,
любители тревожить мир плевками с шелухой и пеной.
Разговоры. Хмель. ХипстОта. И пустобрёхий гогот.
И рядом с урнами растут не призрачные вовсе кучи.
Неважно. Полночь уж час, уж два
как лямки сумок с плеч сползла,
Как помочи с грудей и животов,
Язык нетрезвый возглашает глупости и сеет смуту.
Колени оседлав и под кусты осев
Компашки нестройно тянут песню,
Из райских кущ гоня Адам и Ев,
Отдавших скромно первородный грех
такой короткой ночи. Эх...
Объятья тают вместе с темнотой,
Разрываются слитые плотно
стволы, тела, ограды.
Исходит траурным прощаньем сладкий мрак,
И скорый на руку порок оказывается гадким.
"Это, прости, а как тя звать?.." (зевота…)
Июнь. Сады и парки. Ночь прошла.
А значит время спать.

2016г.