Почти бесцветен кабинет, луною выбелен халат.
Друзья – старик и интернет - письмо нелёгкое творят.
«Родная, здравствуй!
Не ждала? А мне фейсбук тебя нашёл. Рад, что и ты себя нашла, и всё сложилось хорошо.
А что я сам найти хочу, листая записи твои?
Ты помнишь, мы плечом к плечу науку двигали в НИИ? Итогом были бы нули без рук твоих, волшебных рук, я не привык тебя хвалить, но ты воистину хирург!
Я как начальник был суров. За что меня любила ты и под насмешки докторов на стол мне ставила цветы? Теперь жалею: виноват, такой любви не оценил. Ведь я, хоть был давно женат, супруге верность не хранил. Ты стала другом для семьи, во всём старалась мне помочь.
Я не смотрел в глаза твои. И в ту единственную ночь цветы грустили на столе, они-то были ни при чём…
По выходным живя в селе, ты там работала врачом. Я был в гостях, ну, раза два (отвык порядком от села). Пилил, потом колол дрова для той избы, где ты жила. Нехитрой радости - вагон! Я ел смородину с куста, мы пили свежий самогон, и жить мечтали лет до ста.
А в третий раз (трещал мороз - злой нрав показывал Урал) свою любовницу привёз, тихонько, чтоб никто не знал. Дела, семья, и вновь дела… Утехи тела – тот же спорт. Она беременна была, и ты ей делала аборт.
Не отпускали холода. А ты уехала от нас. Я вспоминал тебя тогда, как вспоминаю и сейчас.
Теперь я стар, известный врач, но до тебя не дорасти. Прочтёшь письмо – забудь, не плачь, и если сможешь, то прости. Наверно, годы подвели: пришло раскаянье само, когда ты счастлива вдали.»
Он всё прочёл и стёр письмо.
Она дежурила. Спала. Луна светила в кабинет,
цветы смотрели со стола, а со стены – его портрет.