И вешалка в прихожей станет голой,
И тщательно застеленной – кровать.
Alkhat, «Однажды»
Нас не станет когда-то потом в мире, горем горбатом.
Осязая лучистый поток, сквозь арбаты и даты
Проскользнём, соберёмся в табун за седьмым горизонтом.
Дел земных подгоняя арбу, неусыпный дозорный –
Светлый ангел протянет в руке сахар, корочку хлеба,
Потому что душа – имярек запредельный и вербный.
Под конец поменяет игра все «не верю» на «верю».
Опечалены горечью глаз у распахнутой двери,
За любимых попросим, родных, что тоскуют за нами:
«Не остави их, Боже, одних – сиротливы и наги…»
А потом зачерпнём из реки, захлебнёмся покоем…
Только детские сны и стихи знают, что там такое…
А пока: этажи, падежи, день нечётный – за чётным.
Это жизнью зовётся, кажись… Остывают на чётках
Понедельник, суббота, среда – неустанны моленья.
Словно моль, беспощадны среда и старения тленье.
Заболеешь, полюбишь – кровать служит верным подспорьем,
На неё ты пойдёшь умирать, горстку жизни проспорив.
Окунёшься в подушки её головой убелённой,
И последний закат, как бельё, сдёрнут с вешалки клёна.