Синий туман

               
     «Бури вестник парит у горизонта, ты куда, сынок?» - осторожно причитая, следом мать идет.  «Подстраиваться под погоду – не годится и подростку. Обещал я сердцу ступить на остров: снится мне ночами, мама!» Год мастерил парусник Егор: жить у моря и не мечтать побывать за синими туманами?
 
     Взмыли паруса, подхватил попутный ветер, отдаляя берега; знакомый платочек мелькнул - бежала девушка с соседнего села: опоздала. Взмахнув крылами над бегущим, что-то чайки прокричали. Вздохнул поглубже рулевой, распахнул свободно грудь трепещущей душе туда, где даль прекрасная лишила сна. Бежит суденышко, весело подпрыгивая и задирая нос: заглянуть вперед?  Небо серо. Вечереет. Буревестник реет...  «Мы еще посмотрим – кто кого. Прочен мой «Сандалик» - так прозвали судно деревенские мужи, щелкая языками, что, вот бы, если не года их… Погода не дала окунуться мыслям в глубь воспоминаний: шторм несется, ветер оседлав, нагоняет тучи. Волны пучит! Разбушевавшевалось море, полнит брызгом ярость рулевого.  Дух искрит: «Ну, привет, Штормовой,  спешишь отыграться на малом? Для начала заглуши-ка, смех ты мой!»  Грозным валом набегая, бьет наотмашь тот по судну. Падает мачта. Резкий крен рвет сцепленье рук, и вместе с рукояткою руля летит Егор за борт на паруса, что полощутся в волнах, на концах держась каната. Распеленав себя скорей, утихомирил «Сандалик», проверил стыки и
пазы - целы. Диким вепрем прибежав волна, поднимает судно на рога. И на гребне, в вышине взгляд взметнулся в небеса: Ангел пролетает, улыбается: не часто видит космос такие проявления в мужчинах; теперь у нас все боле ряженых, трусливых. (Как и на прилавках магазинов почти нет продуктов натуральных.)

     Кошечкой прогнулся вепрь, легонько опустил «Сандалик», и шипя, пополз за горизонт. Закрепил штурвал Егор, отдаваясь воле легких волн Норд - Вестовых, и кинул себя на лохмотья парусины. Смыкались веки. А рассвет вдали рисует очертания земли…

     Солнышко в зените, по лицу гуляют лучики. Бодренько вскочил Егор: остров впереди в зелени густой, деревья вековые, и все ближе…  На «груди Утеса – Великана» видит девушку в набедренной повязке. Просто шоколадка! Слетев с высоты (и без крыльев как то…), девушка бежит, встречая парня. Подав Егору руку, что-то быстро лопотала, боясь, что вот опять явление исчезнет: уж сколько раз таяли видения больного одиночества на острове. Пиратами народ был истреблен.  И, не отпуская руку, привела его в свою пещерку. Усадила, накормила: рыба, фрукты и коренья, манго подавала.  Согрев своим теплом, лаской рук, жаром губ, говорила долго, как же одиноко ей, пока не поняла, что нет никакой возможности Егору сейчас покинуть остров.

     Листает дни календарь природы. Жить в раю, привыкал Егор. И зачем-то перебирал лохмотья парусины, ставил мачту,  весла мастерил. Говорить по-русски аборигенку научил. И все чаще с высокой кручи горизонт сверлит он взглядом: где- то там платочек… Мама знать должна, что он жив! Тревожно Шоколадке: «Весла не помогут, ты погибнешь. Посмотри, на острове – все для жизни! Злата, серебра всей земли к нам пираты навезли. И в пьянящем тихом рае беспробудно засыпали, обнимая сундуки, как большие пауки. Время строило холмы, до сих пор клубятся мертвых винные пары. Мне так страшно здесь одной!»  «Идем со мной».  «Не могу. Земле я предков скоро сына подарю».  «Если не погибну, я вернусь».  И с отливом судно взяло курс…