Вино – источник вдохновенья,
Но так бывает не всегда.
Оно дарует утешенье
И смерть приносит иногда.
Зло с чувством зависти укрыться может в нем,
В вине прекрасном с пеною блестящей.
Мог быть убийца с жертвою вдвоем
И отравить вино он мог шипящее.
Змеи шипенье слышал бы он сам,
Поддавшись зависти, мог яд отправить в чашу
И, став убийцей, шел бы по пятам
За жертвой следом, чтоб увидеть кражу,
Увидеть, как отрава украдет,
Отнимет жизнь у гения, творца,
Как он из мира бренного уйдет,
Отравленный, исчезнет до конца.
Сальери с ядом, с Моцартом в трактире.
Но что-то грустно, реквием в уме,
Не в духе Моцарт, вспомнил как в квартире
Застал его заказчик:
– Что-то мне
Все время беспокойно. Мне давно уж
Вдруг заказали Реквием и нынче он готов.
Но посудите, друг мой, что за ужас ?
Заказчик в черном не приходит. Кто таков ?
Мне чудится, что он за мною бродит,
Неслышный и невидимый следит,
За дверью по ночам как будто ходит,
Когда работаю, он за спиной стоит
И взглядом за рукой моею водит.
Мне кажется, он никогда не спит.
Я так боюсь, что это даже злит.
Порой мне весело, а страх мой не проходит.
– Да что ты, друг, о мелочи судачишь ?
Наш Пьер Огюст мне как-то говорил,
Что, если я взгрустну, больной тем паче,
То нужно выпить. Он мне заявил,
Что «Фигаро» поможет. Это значит,
Что я развеселюсь. Как верно говорил !.
– Да, право, верно ! А скажите тише,
Я слышал, он кого-то отравил ?
–Все это слухи! Он умен ведь слишком,
Чтоб так не поступить ! И не мальчишка,
Чтоб так рискнуть ! Неправду говорят,
Что двух супруг он в мир иной отправил,
А сам обогатился. Он прославил
Себя не отравлением двух жен,
А эпиграммами, спектаклями.
Сатирою Огюст вооружен,
Клеветникам за шеи сыпет паклю
И тараканов с нею заодно.
А как нам было весело вино
С ним выпивать ! Ах, как ему дано
Смешить друзей в парижском ресторане.
Приятель нащ Огюст, как весел был он с нами!
– Да, правда, весел. Он ведь гений,
А гений и убийство несовместимы,
В этом нет сомнений.
Не мог Огюст супруг своих убить
И кто ж посмел его оговорить ?
– На, Вольфганг, выпей доброго вина !
Он хорошее, советую до дна…
Постой, ты уже выпил,
Со мной не чокнулся…
-- Простите, господи ! Я, видно, вас обидел !
- Нас мало гениев, творцов музыки славных, –
Промолвил Моцарт, выпивший бокал,
Не зная, что средь них ему нет равных
И что Сальери смерть его избрал,
Чтоб с завистью снедающей расстаться.
Так иногда с отравой повстречаться
Могло вино в последний жизни миг,
Когда пред гением предстанет смерти лик.
Так из шампанского способен сделать яд
Орудие убийства за талант,
За славу, нестерпимую обиду:
Ее в уме Сальери породил
Дух зависти к тому, кто сотворил
Знак недоступности величия в искусстве
Для тех, кто алгеброй оценивает чувства,
Для тех, кто меряет гармонию на слух,
Чья зависть бьет кинжалом Эвмениды
За превосходство, для кого обида
Есть следствие чужого торжества
Среди творцов музыки божества.
— Мне что-то плохо, лучше я пойду.
Простите, друг мой, позже я приду…
Продать бы Реквием. Но кто его заказчик ?
Вот беспокойство, ужас, как навязчиво ! –
Жизнь Моцарта окончилась внезапно.
Лишь для Сальери было то приятно.
Но он взмолился:
– Боже, объясни,
Убийца ль Бонаротти, намекни …
Иль это только мнение толпы,
Что он прибил натурщика стопы
И заколол несчастного кинжалом
Как будто бы имел на это право ?
Имея цель Христа изобразить
С предельной точностью,
Решил тогда пронзить
Живого человека на кресте
И мышцы мертвого разметить на листе, –
Не правда ль, так ? Иль это только слух ?
О, если б я узнал из первых рук,
Тогда бы мненье Вольфганга меня
Не поразило с яростью огня…
Так было ли убийство или нет ?
Что, если отрицателен ответ ?
Убил ли сам «создатель Ватикана»*
Иль подмастерье в теле сделал рану ?
Но яд Изоры мной уже истрачен
И гений наш в раю, а я охвачен
Надеждами на то, что ныне я
Прославлюсь вновь, как и мои друзья...
Да, я убийца, слова нет !
Но гений ли ? И где искать ответ ?
Гуляка Вольфганг, может быть, он прав
И я не гений ? Будто для забав
Сей дар отдали юному безумцу.
Меня усердье заставляло гнуться.
Да, бог меня талантом озарил,
Но Вольфганг мне не раз уже дарил
Свои творенья словно безделушки,
Совсем не важные как детские игрушки.
Наигрывал их темы невзначай
И сам был бог. Казалось мне, что рай
Прислал мне песнь. Отныне я спокоен.
Вновь прежней славы буду удостоен.
О, гений Вольфганг ! Спи, а я пойду.
Тебя убив, я путь себе найду
И угрызенья совести меня
Не поразят, ведь счастлив буду я.
Понятно мне, что страшного врага
Мой дар Изоры нынче уничтожил.
Он гений был и все творил слегка,
Не торопясь. Теперь мой враг низложен.
Мы все, жрецы, создатели музыки
Спаслися от юнца. Так от владыки
Спасаются. Пусть Вольфганг выше нас,
Но он в раю. Друзей моих я спас
И сам свободен. Словно херувим,
Был Вольфганг здесь. Отныне мы не с ним.
Так лучше всем. Нам лучше без него,
А публике меня с друзьями хватит.
Он не напишет больше ничего
И жизнь мою, он, гений, не отравит.
Я больше не завистник. Счастлив я,
Пусть я злодей, пусть не простят меня,
Но больше Вольфганг в дом мой не придет
И новых мне шедевров не сыграет.
Талант мой к славе путь себе найдет,
А зависть в мыслях больше не взыграет.
Мой дар любви, Изоры скрытый яд,
Осьмнадцать лет с собой его носил.
Я ждал, тянул, хоть жизни не был рад,
Но медлил все, в уме своем я мнил,
Что пригодится позже для меня,
Обида злейшая ударит с высоты,
Тогда судьбу решу убийством я
И угадал ! Теперь истрачен ты.
Я больше не сожгу свои бумаги.
Не превратятся в дым мои мечты
И будет мне достаточно отваги,
Чтоб, удалив преграду, все листы
Собрать, сыграть для публики.
Как там, в раю ? Не трудно ли ?
Теперь он там пусть музыку играет,
А на меня с друзьями пусть взирает,
Нам не мешая оперы творить
И слезы наслажденья тихо лить. -
Не выстрел прозвучал в трактире старом,
Вино, шипя, промчалось с ядом вниз.
В бокале скрытым дьявольским зарядом
Антонио свой выполнил девиз.
Он полагал, что Моцарт жил задаром,
Легко трудился, музыку творя,
И думал он, что вместе с божьим даром
Себя прославит, всыпав яд не зря.
Свой ум спросил: «Чем я бы насладился ?».
«Убийством гения», - был таковым ответ.
Лик черной смерти в сне ему явился
И передал от дьявола привет.
Такой сюжет легенда сохранила
И донесла и Пушкину, и нам.
Несовместимым оказалось зло с той силой,
Что гения способствует делам.
--
* Эвменида – богиня мести в древнегреческой мифологии
О происхождении легенд о преступлении Буонаротти и убийстве Моцарта ядом по решению Сальери существует научное объяснение, заключающееся в следующем.
Давняя легенда соединяет имя Сальери с именем Моцарта, называя Сальери его предполагаемым убийцей. Эта репутация Сальери в значительной степени основана на его образе в художественных произведениях. Происхождение легенды о Моцарте и Сальери имеет, по-видимому, национально-политический подтекст: на рубеже XVIII—XIX вв. музыкальным критикам и первым биографам Моцарта было важно подчеркнуть верность музыки Моцарта своей, австро-немецкой традиции, противопоставив её итальянскому влиянию. Олицетворять итальянский уклон в венской музыке был избран Сальери как наиболее авторитетный композитор итальянского происхождения, что вряд ли можно считать правомерным. Пушкин словами Сальери воскрешает старую легенду о том, что Микеланджело якобы приказал убить натурщика, чтобы нагляднее вырезать в мраморе мертвое тело. У истоков этой легенды стоял, по мнению ученых, враг Микеланджело, писатель и циничный клеветник Пьетро Аретино, которому Микеланджело неоднократно отказывал в просьбах подарить какое-либо свое произведение. Пушкин, безусловно, знал и сочинение поэта Ле-Миера «Живопись» (1769), где сказано: «Часто повторялось, что для того, чтобы придать более истины Распятому, Микеланджело заколол кинжалом натурщика на кресте... Никогда еще момент вдохновения не мог быть моментом преступления и ... я не могу поверить, чтобы преступление и гений были совместны».