Когда я был лишь мальчик-с-пальчиком,
носил зелёную рубашку с узорами,
держался мамы, а тёплым летом
гостил в деревне, дружил с деревьями,
я верил в сельского дядю Мишу,
дальнего родственника в тельняшке,
прошедшего пекло в Афганистане,
но полного силы и спокойствия.
Был у него мотоцикл с коляскою,
на котором он шпарил куда захочется,
иногда заезжая и к нам по случаю
с местной новостью и гостинцами.
Я трогал его мотоцикл руками,
нажимал педали, пробовал сдвинуть –
он вызывал моё восхищение
запахом бензина и грубой тяжестью.
Красного цвета, с серебристой надписью,
он казался космическим кораблём,
хоть дядя Миша порой поругивался,
заводя его с тридцатого раза.
В один из дней он меня прокатил
на этом космическом мотоцикле,
и когда я разнылся придя домой,
пожалев, что катанье кончилось,
желая весёлого продолжения,
ветра в ушах, дребезжащего неба,
то дядя Миша пообещал
взять меня с собой на рыбалку,
где будут удочки и караси,
черви в банке, лесное озеро,
шелест в радостных камышах,
словом, всё, как оно бывает…
Дядя Миша пообещал,
дядя Миша меня заверил
скоро вернуться, а сам уехал,
а я остался терпеть и ждать.
Возле электрического столба,
растущего рядом с нашим домом,
возле пыльной обочины с серой травой
я ходил взад-вперёд и ждал его.
Уж на долгом небе стало смеркаться,
затем стемнело, а он не ехал,
напрасно шарил я даль дороги,
надеясь высмотреть мотоцикл.
Не пылили колёса, не трещал мотор,
лишь настали звёзды и вышла мама,
сказала «наверное, не приедет»,
я забрёл домой и уснул с обидой…
С тех пор прошло три десятка лет,
дядя Миша женился, работал учителем,
выучил дочь для работы в столице,
стал грозою для сельских школьников.
Я давно отпылал после той обиды,
давно уж вырос и разуверился,
ездил сам на вишнёвой машине,
устал от гощения и рыбалок.
Но когда посещаю опять деревню,
гляжу на тот электрический столб,
вспоминаю невольно своё ожидание
и от чувства никак не могу отделаться,
что дядя Миша вот-вот за мною приедет
в геройской тельняшке на мотоцикле,
и будет ветер в ушах и небо,
караси и лесное озеро…