Он никогда не вспоминал тюрьму
и прочих неприятностей, в которых
был перемолот и прожарен, но
рассказывал, что Байрон
в Венеции учил язык армянский.
- И греческий...
- Ну да.
- Он просто очень ненавидел турок?
- Мы не ценим людей за их врагов.
Поэт искал возможность где-то сгинуть.
Со смыслом. Хоть каким-нибудь,
но смыслом. Себе по росту гибель подбирал.
А турки... Турки? Что их ненавидеть.
Они орудья смерти. Вот и всё.
Мой собеседник — был авторитет,
читавший книги, знавший языки,
игравший в шахматы с закрытыми глазами.
И говоривший много о великих.
О Байроне, ну, о матерьях важных.
Все слушали, не разжимая губ.
Он просто был крепчайшим черным кофе,
бодрившим мозг мой тридцать лет назад.
- Так вот про Байрона... Он говорил,
что человек, устав от несвободы
в своем отечестве, идет спасать чужие.
Гораздо проще это. Бороться с австрияками
за римлян, а с турками за греков,
чем собственную волю добывать
в своем дому...