Посвящаю Николаю Останину,
благодаря которому я открыл для себя
«мистического» К.Д. Бальмонта
Как тать, сгустились сумерки над лесом,
И заплутавший путник трепетал:
Он потерял тропу, сбит с толку хитрым бесом,
Нет выхода… а день все убывал…
Хрустальный серп сквозь сучья заблистал,
Лихую чащу озарив сияньем.
Заблудший вдаль глядел с горячим упованьем:
«Надежда есть, но как же я устал».
Вдруг, тьма объяла всю окрестность,
За тучи скрылся лунный проводник.
В кромешной мгле несчастный вовсе сник:
Как тяжко бресть сквозь мрак и неизвестность!
Вослед за тьмой – ужаснее напасть:
Гроза неистово над лесом разразилась.
Сраженный молнией, боялся путник пасть,
Стихия же, все злобствуя, ярилась:
От вспышек бешенных светло мертвящим светом,
От грома скрежета – закладывает слух!
И бедолага немощный сковал себя обетом –
Он предал Тартару свой замиравший дух,
При том условии, что будет изведен
Из леса мрачного и от грозы спасен.
И лишь помыслил то – увидел впереди:
У старой ели девушка стояла,
Глазами томными на шедшего взирала;
Лик ясен, руки сжаты на груди.
Надеждой страстною манил горячий взгляд,
Блеск пламенный его струил сладчайший яд.
Простерши руки, за собою поманила,
Как будто говоря: «Спасенье – там,
Не предавайся более обманчивым мечтам,
Идем – тебя бы я к жилищу проводила!»
Приободрившись, странник следовал за ней,
Уставший, мокрый, не сводя с нее очей,
Он вдохновенно шествовал вперед
С надеждой искренней на благостный исход,
Уверенный в спасении чудесном,
Что дарится ему созданием прелестным.
Как долго брел – о том не помышлял,
Об иглы терния колени раздирая,
На чудный призрак вежды устремляя,
Все опасаясь – как бы не пропал.
Но, счастье первое – гроза вдруг прекратилась,
С внезапностью такой, как началась,
Слеза восторга по щеке лилась.
Вот, счастье новое – краса остановилась
И указала на поляну в отдаленьи;
В каком невыразимом упоеньи
Продрогший путник увидал там дом,
Хоть покосившийся и ветхий, и унылый,
Но кров спасительный в груди утроил силы,
Забыть заставив давешний содом.
Скиталец обратил свой взгляд на образ девы,
Но – нет ее: пропала. «Где же, где вы?»
Молчание вокруг – ни звука, ни движенья
Растаяла она, как греза сновиденья.
И без ответа, странник к дому поспешил:
Согреться там, поспать, набраться сил.
Постройка ветхою была, но отдохнуть,
Ночь скоротать, в ней можно как-нибудь.
Открывши дверь (она была незаперта)
Вовнутрь ступил, глядя кругом пытливо;
Вдруг вопль ужаса исторгся изо рта:
Явилось глазу нечто мерзостно-гадливо, –
Та девушка, что привела сюда
И скрылась так таинственно во мгле,
Опять возникла. Лучше б никогда
Подобного не видеть на земле:
Нагая, с диадемой на челе,
Вся бледная, как будто не живая,
В руке своей златой сосуд сжимая,
Она поила мерзостную тварь
(Подобных монстров не было и встарь):
Огромны лапы с острыми когтями,
Уста зловещи с черными зубами;
Сам – точно слизень, скользок и блестящ,
С плечей лоснящихся спадал багряный плащ.
Вокруг него – обглоданные кости;
«Так вот зачем нужны злодейке гости!»
И заплутавший вспомнил свой обет,
Хотел бежать, но – вспять дороги нет.