В четвертом классе я стал засматриваться на одну девочку. Она отличалась от других и чем-то притягивала меня. Тогда, конечно, не мог я сказать, что уж так меня в ней поразило. Девочка, как девочка. И имя обычное- Оля. И, как будто, не красавица.
А теперь я стал поумней, постарше и могу понять.
Была она худенькая, беленькая с приятными мелкими чертами лица. Но личико у нее, это я сейчас так понимаю ,было умненькое и живое. И была она посвободней прочих. Чуть-чуть, но свободней. А это присутствие свободы, мы дети, совершенно не понимая ничего в жизни, кожей чувствовали. И клевали на эту свободу, как пескарь в утреннюю зорьку- на червя.
А времена были строгие, пуританские. Только только отошли в ряде школ от раздельного обучения. Но в отношениях никуда не отошли. Во многом ребята были сами по себе, а девчонки сами по себе. И хоть и нас к ним тянуло, а их к нам- природа!- но существовали мы по отдельности.
И каждый эту свою отъединенность переносил и переживал молча и терпеливо.
И, понятное дело, я к своей зазнобе даже и подходить не думал, тем более, что училась она не в нашем классе, а была на год постарше. И смотрел я на нее исключительно с приличного расстояния.
Но мечтать мне никто запретить не мог. И я мечтал на полную катушку. И образ ее освящал мою детскую душу, как мощный фонарик. И весь мир становился светлее и краше.
Да. Что-то в ней было не красивое, а волшебное. Такой волшебной она мне и казалась и виделась.
И так меня зацепило, что пять лет ходил я вокруг да около.
Как-то в пятом классе нарвал весной редких в наших краях подснежников, подождал ее у подъезда, чтобы подарить скудный букетик. Но не решился. Смелости моей не хватило.
Бывало, вечером выеду на своем Орленке, и накручиваю педали, а когда ее замечу, круги большие вокруг делаю.
Так долго тянулось, уже и школу пора было заканчивать- десятый класс как никак.
Был конец сентября. Или, может, начало октября- не помню. Врать не буду.
В школе праздновали День Учителя. Праздновали широко. С речами, концертом и танцами для старшеклассников.
А я в то время, как раз осваивал шестиструнную гитару. И кое-какие песни напевал. Ну меня и взяли в концерт .Выступать. Несколько песен спеть надо было. И я, конечно, волновался.
А пел я две песенки. Одну патриотическую, которая забылась, а другую студенческую: "Люди идет по свету..." И вторая песенка была для меня самое то. В нее я вкладывал всю свою устремленность к более живой и широкой жизни. И, когда я пел- "Люди идут по свету", то представлял, что это я сам иду по свету. Иду далеко. Может в какие заморские экзотические страны.
И когда я пел, то забывал и про волнение, и про слушателей, и про директрису, сухопарую строгую женщину, стоявшую неподалеку и озирающую окрестности орлиным взглядом. Про все на свете я забывал и сам черт был мне не брат.
Хлопали дружно. И я на негнущихся ногах утопал с эстрады.
Когда через некоторое время я стоял в кругу одноклассников уже не как артист, а как публика, ко мне кто-то подошел и тронул за плечо. Это была моя красавица. Оля.
-Ты хорошо пел,- сказала она серьезно,- мне понравилось.
От удивления я прямо-таки рот раскрыл. Вот это да! Вот это номер!
А вскоре начались танцы и мы станцевали с ней два танца. Причем одни раз я ее пригласил, а другой- она меня. Что было по тем временам настоящим геройством с ее стороны.
А на следующий день, в воскресенье вечером, вдруг, стук в дверь. Открываю. В дверях стоит Оля при полном параде с какой-то немыслимой прической и пахнущая немыслимыми духами.
-Привет,- говорит.
-Привет,- отвечаю я, как будто она ко мне пять раз на дню по соседски заглядывает.
- Пойдем на танцы? А? Сегодня в клубе железнодорожников танцы,- поясняет она мне, видя мою ошарашенную физиономию.
Вот так мы и пошли на танцы.
Теперь я немолод. Но нередко вспоминаю те времена и первую свою влюбленность. И тот немыслимый и необъяснимый визит серьезной девушки к незнакомому парню.
Мне никогда не думалось, что я мог ей чем-то приглянуться или даже вскружить голову. Во мне ничего сроду такого не было. Но все-таки, она пришла. Почему?
...В детстве, по весне, мы с ребятами выжигали увеличительным стеклом по дереву всякие простенькие фигурки. Весеннее солнце собиралось в линзу и могло поджечь даже и бумагу. И некоторые ребята прижигали себе руки, чтобы показать свой характер и отвагу.
Шесть лет я засматривался на девочку и, вероятно, долгие взгляды мои сошлись как сходятся солнечные лучи в линзе, в одну точку. И обожгли ей руку.
И она, неожиданно для себя, подошла ко мне.