Душистость сирени запуталась в волосах,
и мне снова девять.
Я срываю цветки акации и бросаю их в обшарпанные кирпичные стены.
Потом буду два часа оккупировать старые,
поющие хрипло качели,
ведь ещё не жалят средства,
которые не оправдали
цели.
Раньше было то как?
Если клятва- то всё по чести,
а теперь не разменяешь монетой,
и не выкупишь лживые вестники.
Люди, как брусника на вкус
горько-кислые,
и в размере с ними-
я с кулачок,
уклоняюсь и прячусь
от спешащих, бегущих ног.
Мне поют оду лжи,
но поющие, сбиваются и фальшивят ноты.
В девять веришь, что мир не сгнил,
и ты можешь создать важное что-то,
можешь стать космонавтом, лётчиком или врачом,
мир же такой огромный, наверняка хватит места в нём.
Но потом будто щелчок на тумблере,
и начинает спадать от розовых очков пелена.
Мир большой, но кто сказал, что он для тебя?
Говорят, нужно жить, пока ты молод,
но приходится
выживать.
И кому-то другому девять.
И цветок акации- это я.