На работе она была лишь по ночам,
И должна была даже за выслугой лет
Светиться, забыв про свою печаль
Видя, как часто меняют коллег.
Она видела самые темные дни
И самые пасмурные вечера.
И совсем не пугали ее они,
Скорее давали сигнал: пора!
И всем, кто будил ее по ночам
Помогала во тьме этот мир рассмотреть.
Несла свою службу, и свою печаль,
Ведь знала: она могла только сгореть.
Иногда жалела в часы темноты,
Что не может приблизить своих похорон.
Если только разбиться, упав с высоты,
Но цоколь был крепко ввинчен в патрон.
Иногда, перегревшись за долгую ночь
Ей мечталось взорваться, поранив стеклом
Всех, кто требовал света, хотя мог помочь,
Но держалась, одаривая всех теплом.
Ей хотелось кричать иногда: «Кто-нибудь,
Уходя, погасите свет за собой
Или дайте немного мне отдохнуть,
А пока не свечусь, замените другой!»
Но люди вокруг только видели свет,
Про источник света могли и забыть
Так всегда: замечают, лишь когда нет
Того, кто мог согревать и светить.
А она догорала, жалея о том,
Что далек выключатель, не сможет нажать,
И что никому не нужна она днем,
А хотелось свет видеть, не только давать.
И однажды, поняв, что надежды нет,
Смогла целую комнату объединить:
Как ни странно, опять подарила свет,
Оборвав внутри себя тонкую нить.