Не-живая
Вот последнюю тучи закрыли звезду,
По деревне ночной осторожно иду.
Так, проулок… налево, теперь третий дом,
Партизанская явка находится в нём.
Тихий стук и пароль: «Есть ли свежий товар?»
Дверь открылась, вхожу… По затылку удар,
Руки мне заломили «Попалась, змея!»
Притворяюсь, что жутко напугана я…
Кисти сзади связали, толкнули: шагай.
Зашагала… Впихнули в вонючий сарай,
Через час дверь открылась, ведут на допрос.
Фриц сидит за столом. «Кто такая?» - вопрос.
«Просто шла… я торговка…» - «Не врать мне! Не врать!»
Полицаям командует: «Взять! Наказать!»
Меня на пол сбивает с размаха приклад,
Полицай платье рвёт, ухмыляется, гад…
И тогда отпускаю я злобу вовне
Жизни их как вода исчезают во мне!
Фриц – последний. В глаза ему прямо гляжу,
И по шагу неспешно к столу подхожу…
Я хочу, чтоб сполна этот фриц ощутил
Боль и ужас – как те, кто здесь жертвами был.
Через пару минут выхожу в коридор –
Часовой не успел передёрнуть затвор…
Этот – пятый. Толкнуло в виски горячо:
Там, за запертой дверью, живые ещё!
Разве может меня эта дверь удержать,
Если яростной силой полна я опять!
В тёмной комнате двое. Со страхом глядят…
Первый – явки хозяин… Подался назад…
Бесполезно, иуда – тебе не уйти,
Даже если бы были для бегства пути!
Знаю всё я, что немец мной выпитый знал!
Знаю: предал ты тех, кто тебе доверял...
Вот расплата за подлость и мерзость твою –
Ты ссыхаешься быстро – я жизнь твою пью.
Нина
Рёбра сломаны… С болью вдох каждый идёт…
Умереть бы... как медленно время течёт…
На руках и ногах не осталось ногтей,
Спину жжёт – вся распухла она от плетей…
А сосед мой нудеть начинает опять,
Что должна я фашистам всё-всё рассказать…
Грохот, свет… Разлетается щепками дверь,
И врывается внутрь человек… или зверь?
Светом тёмно-багровым глазницы горят,
И – соседа за горло: «Увиделись, гад!..»
Тот ссыхается, в муке бессильно хрипит,
А оно на него неотрывно глядит.
А потом, труп иссохший откинув назад,
На меня обращает багровый свой взгляд…