- Я - инвалид войны, - не подозревая, в каком смятении находится девушка и почему она зашла в его квартиру, продолжал старик, изучая ее бледное и очень красивое лицо. - Вот что сотворила она, проклятая! - и потряс перед ошеломленной Оксаной пустым рукавом.- Беда, что вода, так и норовит утопить человека. И если он не умеет плавать в бурлящем потоке, он утонет. Ей-же богу, утонет! - Он помрачнел, тронул сухими длинными пальцами, похожими на корявые ветки обгоревшего дерева, черную повязку, провел по всей ее длине, боясь обнажить под ней зияющую пустотой рану – след давно прошедшей войны и вздохнул: - Знаете, незаживаемые раны. Не заживаемые от всего прошлого да и настоящего.
Не перебивая словоохотливого человека и понимая его, Оксана все же с нетерпением выжидала момента, чтобы наконец-то начать свой разговор, очень важный, очень нужный, повергший так ее в непонятную тревогу.
- Мало нас, ветеранов, осталось в живых. Единицы... Да и не стареем мы уже, а высыхаем. Стареют молодые. Я ведь на фронт убежал юношей.
"Спрашивай же о косе! - требовала от себя Оксана. - Ты же пришла за этим. Спрашивай! Время-то идет... - Но сидела тихо и неподвижно, придавленная горькой правдой искалеченного войной человека. - Как его прервать? Как? Он же изливает свою невостребованную боль".
- Тебя, дочка, как величать?- переходя на "ты", вдруг переменил он тему разговора. - Познакомиться-то надо.
- Оксана я. Оксана Зотова.
- А я - Мухин Сергей Ильич. Всегда рад гостям, хотя они редко у нас бывают. Машины друзья - это не мои собеседники. Кому нужны шрамы и мое горе? Сижу рядом со своей Машенькой и молчу. Когда был помоложе, работал в школе сторожем. Теперь ноги отказывают... - Мухин положил большую узловатую руку на острое колено, потер его, скривился: - Да-а-а... Ты, дочка, не спешишь? Может, я заговорил тебя?
- Нет-нет! - поспешно ответила Оксана, чтобы не обидеть старика. - Говорите, пожалуйста.
- Ну и хорошо. Без людей тоска заедает. Особенно в старости. Читать не могу: глаз плачет. Один он у меня. Идешь к финишу и все чаще оглядываешься назад: что оставил людям? И оставил ли? Лично я спас свою страну от варваров. Никакие мазила и чернила это не сотрут, как бы ни старались злопыхатели. А они стараются изо все сил и бьют по ветеранам из орудий всех калибров. Н-да-а-а!..
Оксана боялась смотреть в лицо человеку, битому-перебитому на трудных военных дорогах, не обласканному и в нынешнее время. Как можно не понимать его? И кто может усомниться в его подвиге? Вот он, весь на виду: искалеченный с головы до ног. Тяжкие следы прошедшей войны! Ох, и тяжкие!
- Сергей Ильич! Как и когда вы получили такие ранения?
- Э-э-э, дочка, хорошо, что жив остался. А, может, и плохо... - Он поморщился. - Воевал с первого дня юным и неопытным. Отступал и наступал. Всяко было. Но никогда, даже в самых трудных ситуациях, не трусил. И в окружении был. Что пережил! Что испытал! Не приведи господь! Вырвался кое-как - и к партизанам. Снова воевал, не прячась за чужие спины. Там и встретил мою Машеньку, молодую и красивую украинку с длинной роскошной косой. Из-за этой косы ее все партизаны знали. В отряде её звали: "Маша - краса наша!"
Что Оксане мешало тут же сосредоточиться? Спрашивай у старика факты, доставай из детства свои и соединяй все оборванные нити и человеческие судьбы.
- ... с ней вместе бедовали, - доносились к ней слова Сергея Ильича. - И фашистов били. И как били! Однажды попали в засаду. Кое-как вырвались, но не все... То страшная картина была...
Оксана почти не слышала, о чем говорил Мухин, копаясь в чем-то сложном и непонятном, а он все говорил и говорил.
- Горевали мы долго. И себя обвиняли. Не щадили, нет! А потом мстили и мстили... О, месть была жестокой!
Оксана словно окаменела.
- Жертв тогда было много, - доносилось до нее издалека. - Кто их тогда считал? Нужна была победа любой ценой. Отсюда и потери.
- Боже, как тяжело всем было, - выдохнула Оксана. - Как же забыть все это? Живым такое не забыть. Поколения не забудут!
- Вовек не забыть! Кто воевал, тот не забудет. - От печальных воспоминаний Мухин устал. Он отдыхал.
"Теперь можно спросить и о косе, - расслабляясь, решила Оксана. - Дала возможность выговориться человеку, выслушала его, не перебивая, не обидела".
- У вашей жены такая роскошная коса, - начала она издалека. - И у Маши, внучки, такая же. Это настоящая редкость!
- Да-а-а, - отходил душой Мухин. - Это наша семейная гордость. В партизанском отряде трудно было моей Машеньке ухаживать за ней. Все же я не разрешил ей остричь такую красоту. Бедствовала, вшей кормила, голову дустом посыпала. Язвы пошли, ночами не спала, но сохранила её. Я так хотел.
- А потом? - допытывалась Оксана. - Как сложилась ваша судьба?
- Потом?.. Потом мы с Машенькой честно воевали. Я был сапером, а она ... Кем только не была она? И медсестрой, и поварихой, и прачкой. И автомат, само - собой, в руках держала, когда было туго. Стреляла без жалости. - Мухин зашевелился, удобно усаживаясь в мягком потёртом кресле, и посмотрел на портрет жены: - Так ведь, Машенька? Особенно тяжело нам было, когда родилась дочь Машенька. Декабрь, трещат морозы, а у нас крохотное дитё.
- Опять Маша? - вскинула брови Оксана. - Что же получается? В одной семье три Маши?
- А что? Мы так хотели, - охотно ответил на недоумение своей гостьи Мухин. - Я ходил на задания, бил фашистов за троих: за себя, Машу и Машеньку. Когда дочке исполнилось полгода, жена отвезла её к моим родителям, которые не успели эвакуироваться. Маша оставила у них малышку, а сама вернулась в отряд. В один тёплый день она ушла на связь в деревню и назад не вернулась. Сельский предатель донёс на неё. - Мухин поморщился, как от зубной боли: - Были среди нас и такие людишки. Её зверски пытали, истязали, а потом куда-то увезли. Я больше её не видел. Никогда! - Сергей Ильич замолчал и сидел неподвижно, вцепившись худыми узловатыми пальцами в мягкую обшивку оранжевого кресла. Его короткая культя стала дергаться, поднимая и опуская пустой рукав рубашки. Чувствуя это, он здоровой рукой натянул рукав, но живой кусочек тела продолжал дергаться, вызывая у Оксаны нервный озноб.
- Э - тэ - тэ - тэ, как расшалилась, - огорчённо протянул старик, прижимая культю к себе. - А всему виной - война. О, как утомлена моя жизнь! О, как исковеркана! О, как измучена!
Оксана была потрясена. Ей вдруг захотелось заплакать, чтобы со слезами излить всю горечь и боль от встречи со старым человеком, живым участником войны, о которой она знала лишь из книг да фильмов. Ей захотелось попросить у него прощение за всех, кто его обидел и не понял, кто хоть один раз оскорбил. Подавляя в себе что-то вроде стона, спросила:
- Куда увезли? Вы узнали, куда увезли жену?
Зло сверкнув покрасневшим глазом, Мухин передернулся, точно его проткнули насквозь штыком, острие которого он дважды уже испытал на своем теле: в первый раз вражеский штык проткнул ему плечо, во второй - влез в грудь у самого сердца.
- Куда же увозили своих врагов фашисты? - Голос его задрожал. - В Германию, на каторгу. Я тогда ничего не знал. Ходил несколько раз в ту деревню, чтобы расспросить о ней. Узнал лишь о пытках. Горевал долго, просился на самые опасные задания, чтобы и самому погибнуть. Проносило. А потом подорвался на мине. Выходили меня, дочка, добрые люди.. А вскоре и война закончилась. Забрал я свою доченьку, свою Машеньку...
- А жена? Вы узнали что-нибудь о ней?
- Она погибла. Больше её никто не видел. Погибла в свои неполных девятнадцать лет. В концлагере...
Будто потолок обрушился на Оксану: она вздрогнула всем телом и побледнела. Провела рукой по лбу, вспоминая что-то, очень важное, далёкое, очень серьезное, и еле промолвила:
- Извините ... Извините, Сергей Ильич ... Мне ... Мне надо уйти ... Я к вам зайду завтра ... Завтра ... - Голова ее шла кругом.
- Приходи, дочка, приходи, - ответил Мухин, поднимаясь с кресла. – Ты что-то сегодня хотела... Ладно, пусть будет так! С тобой очень приятно беседовать. Ты, видать, душевный человек. А что же так побледнела?
- Ничего... Ничего... Всё пройдёт... До завтра...
В каком-то горячем тумане добралась домой. Не разбирая постель, свалилась на цветное покрывало и устало прикрыла измученные глаза.
Она вспомнила ... Она, наконец-то, все вспомнила!
К ней из детства, из далёкого забытья, вернулась страшная картина, о которой она, казалось, давно забыла, но которая, как яркий отпечаток, настигла её сегодня, в мирный счастливый день...
Она всё вспомнила...
(Продолжение следует...)