1
Я ничего не знаю о войне…
Вовек бы ничего не знать о войнах -
о подкалиберном, фугасном, бронебойном,
о том, чья кровь красней да солоней.
Ни зарева не видеть, ни дымов,
ни поля битвы, даже кромки поля,
не слышать, как кричит оно от боли,
не знать ни сирот, ни несчастных вдов.
Но не дано… Дано совсем иное -
войной травиться, словно беленою,
как предки и, наверно, как потомки.
И понимать в бредовом полусне,
что ничего не знаю о войне.
Ну, как узнать, когда прошел - по кромке?
2
Ну, как узнать, когда прошел - по кромке?
Хранимый репортерскою судьбой,
я был не тем, кого бросало в бой
и уносило в смертные потёмки.
Как их ласкало там свинцом и сталью,
что с ними было - не постигнуть мне.
Они мне не расскажут о войне,
хотя уж в ней-то что-то понимают.
Но и расскажут – нет, не разберу…
Одни слова развеет на ветру,
Другие рухнут грудою обломков.
Я ничего не знаю о войне…
И от нее одно досталось мне -
лишь голос мой взволнованный и ломкий.
3
Лишь голос мой взволнованный и ломкий
мне говорит, что нет войны иной,
затеянной, придуманной не мной,
не мной взметённой гибельной позёмкой
Он говорит - и разве мне оспорить,
что я виновен? Чья ж ещё рука
войну на мир спускает с поводка,
а с нею – смерть, беду, разор и горе?
Он мне твердит: в тебе, в тебе причина,
война в тебе заложена, как мина,
ты подрываешь - мир горит в огне.
И к сердцу смертный подступает холод…
Но ломкий и взволнованный мой голос
все что-то наговаривает мне.
4
Все что-то наговаривает мне
мой голос… Вот и точка невозврата:
и признаю я, что всегда солдаты
на войнах гибнут по моей вине.
Да, черт возьми, моя, моя вина -
не отвертеться от нее вовеки:
раз не сумел остаться человеком,
то вот она – война, война, война.
Да, вот она - грозна и беспощадна,
я только дым в ее угаре чадном,
и мир лишивший, и себя рассудка.
И голоса мне слышатся другие,
друзья мне что-то говорят, враги и –
я в сказанное вслушиваюсь чутко.
5
Я в сказанное вслушиваюсь чутко
не ради неких знаний о войне -
хочу понять, где прячется во мне,
как угнездилась в темени рассудка.
Не изгоню, наверно, не под силу,
но обложу, как волка на снегу,
и мир хоть от себя поберегу,
чтоб из меня война не исходила.
И пусть во мне хотя б одна причина
для войн навеки невозвратно сгинет,
пускай во мне не проживет она и дня.
Чтоб рассказать другим, как сделал это,
глашатаем я стану и поэтом -
слова озвученные столькое хранят…
6
Слова озвученные столькое хранят…
Услышали бы - большего не надо,
и где-нибудь утихнет канонада,
и где-то в мире остановится резня.
Но где и как найти мне нужные слова?
Я их искал, искал на поле боя,
смотрел в войны обличие рябое,
в себе искал и в тех искал, кто воевал.
И всё, что находил - на люди выводил.
Я вел их за собой, как младший командир,
я с ними был на линии огня.
Слова, как в бой, и ныне следуют за мной…
Я точно знаю: мы сражаемся с войной -
и подо мною плавится броня.
7
И подо мною плавится броня…
Но не один я в броневом десанте:
со мною рядовые и сержанты,
я их прикрою, а они – меня.
Пройдем везде, где буйствует война,
где есть надежда разве что на слово,
которое сильней боеголовок -
и будет им война побеждена.
Пусть не сейчас, но будет же когда-то!
Не можем быть мы вечно виноваты
в кровавом помрачении рассудка.
И нас простят, кто пал на поле брани -
и наши сверстники погибшие - в Афгане,
на площади с названием «Минутка».
8
На площади с названием «Минутка»
погибшим, павшим на войне Великой –
к могилам вашим, где лежат гвоздики,
я строк своих роняю незабудки.
Слова в них, словно те цветы – простые,
но что сильней, чем простота такая?
От этой силы войны отступают,
бросая в переплавку пусковые.
Так не бывает? Не случалось, точно…
Но пусть случится - мы же полномочны!
Кто, кроме нас, войне даст укорот?
Скажите нет ей - и война услышит,
и приговор наш общий ей подпишет
моя рука, в которой лишь перо.
9
Моя рука, в которой лишь перо,
выводит слово «мир»… Какое слово!
Оно для жизни прочная основа -
и для войны не остается троп.
Казарм не остается и полков,
ни генерала ей, ни рядового,
ни одного заряда подрывного,
нет для нее ни целей, ни стрелков.
Нет пищи для прожорливой утробы,
подпитки кровожадности и злобы,
нет жертв для этой язвы моровой.
…Так будет. Но пока, войне
рука моя подвластная вполне,
выписывает «командир, прикрой!»
10
Выписывает «командир, прикрой!»
рука моя… Бумаге поверяя
строку свою, не ведаю, какая
судьба горит за Тереком-рекой.
Смотрю в огонь – да кто же там горит?
Гляжу сквозь дым – да где же небо сине?
Когда же развиднеется? Россия
и мир молчат – никто не говорит.
Когда мы так свыкаемся с мундиром,
не видно, что творится под Пальмирой –
кто жив, кто ранен, кто уже не дышит.
Кто рухнет навзничь где-нибудь еще?
«Как пульс Земли войною учащён…» -
я наяву солдатский голос слышу.
11
Я наяву солдатский голос слышу -
рассказывает правду о войне.
О том, что, уходя, сказал жене:
«Вернусь - и мы родим детишек.
Я обещал ей - будут сын и дочка,
Я говорил: любимая, клянусь!
но я с войны, выходит, не вернусь -
вот правда о моей войне... До точки...
До точки той, которой нет лютей,
на нас и неродившихся детей…
О том ты и пиши строку свою».
Пишу. Стираю. И пишу опять.
Строку о них я должен написать.
…Я понимаю, что уже в бою.
12
Я понимаю, что уже в бою…
Пришла пора последнего призыва.
Пусть слово бьет огнём жизнелюбивым
по нам, уже зависшим на краю.
Пусть слово бьёт и выбивает дух
из нашего воинственного эго,
не оставляя шанса для побега.
Найдите слово - и скажите вслух.
Скажите громко - пусть его услышат
среди громов и нестерпимых вспышек,
в любом, что где-нибудь идёт бою,
во всех боях, где кормится война.
Она, как бездна, вечно голодна -
лежим мы у обрыва на краю…
13
Лежим мы у обрыва на краю -
и ждем его - спасительного слова.
Прицельного, убойного такого,
оно войну сведёт к небытию.
Нам нужно Слово – лишь оно спасёт,
куда нам отступать - за нами бездна…
С войной в душе нам суждено исчезнуть -
уже обратный начался отсчёт.
Давно уже пора навоеваться,
на циферблате – без пяти двенадцать,
и отвернулся даже тот, кто - свыше...
Пишите же со мной прощание с войной,
чтоб не сгореть в пожаре мировой.
Найдется кто-то, кто о нас напишет?
14
Найдется кто-то, кто о нас напишет?
Да вряд ли - на пустых-то бастионах…
Мы сами шли от пращи к мегатоннам,
до нестерпимых рукотворных вспышек.
Мы так старались - вот и преуспели…
И, подчистую землю обезлюдев,
мы – те, что есть, - потом уже не будем…
Стрелки – не будем… И не будем – цели…
Вот потому я и ищу слова,
которые мешают воевать -
и ничего нет для меня главней.
Но все, кто воевал, не воевал,
хотя бы подскажите мне слова –
я ничего не знаю о войне…
15
Я ничего не знаю о войне…
Ну, как узнать, когда прошел - по кромке?
Лишь голос мой взволнованный и ломкий
всё что-то наговаривает мне.
Я в сказанное вслушиваюсь чутко -
слова озвученные столькое хранят…
И подо мною плавится броня
на площади с названием «Минутка».
Моя рука, в которой лишь перо,
выписывает «командир, прикрой!» -
я наяву солдатский голос слышу.
Я понимаю, что уже в бою -
лежим мы у обрыва на краю…
Найдется кто-то, кто о нас напишет?