Во время и после гражданской войны нередко были волости и группы деревень со сплошь женским населением. Чуть не половина волости осталась без мужиков,когда в концлагере в Холмогорах в 1920 году за два месяца было расстреляно 12 тысяч крестьян, отступавших от Шенкурска с белыми. из них офицеров было немногим больше
тысячи в отличии от Крыма, где из 70 тысяч загубленных Землячкой всё-таки две трети было офицеров. Мне рассказывали, как та же Землячка расстреливала по полсотни тысяч восставших крестьян в Пензенской губернии, ещё больший размах расправы с народом был при жесточайшем подавлении Тамбовского и Ишимских крестьянских восстаний. Когда у меня на родине восстали 14 волостей тоже немало погибло, но даже тех, кто не участвовал, а только как мой прадед на словах поддержал, потом были раскулачены, ограблены и выгнаны из домов целыми семьями.
Во время строительства железной дороги на Воркуту, которая сплошь на костях.
одному удалось бежать. Он был приёмышем у бабы в одной из наших деревень и звали
его Петром. Он говорил, что первый побег был из концлагеря в Холмогорах, когда его раненого и оглушённого вывозили среди наваленных на дроги убитых. Пока красноармейцы по дороге курили и справляли нужду, ему удалось бежать. За год он
добрался по Двине до устья Ваги. Кормился тем, что пилил и колол дрова, пас скотину, косил покосы. Рассказывал, что живал у вдов по неделе, а то и по две, пока хватало еды, а за еду и ласки он городил огород, однажды даже баню построил, правда на треть используя ядрёные венцы из старой и жил у ласковой вдовы месяц.
Приоделся в порты и пиджак, рубахи её расстрелянного красными мужа, которому не простили, что заступился за священника и резко выступил против разграбления церкви. Пётр говорил, что и белые расстреливали , но в десятки раз меньше и на его памяти только красных партизан.
- Когда я передвигался от устья вверх по Ваге, стали попадаться деревни, где мужиков стало меньше в половину. Кто погиб в результате гражданской, кого насильно мобилизовали белые или красные и в результате также погибли или осели в иных краях. Вот в такой деревне я прожил пять лет, летом пас скотину и косил,
осенью жал и молотил, зимой делал телеги и дроги. Научился у двух стариков шорному делу и помогал им выделывать кожи и шить хомуты и упряжь. Один из них взялся учить меня сапожному делу при условии. что я женюсь на его дочери, а было
у него пять дочерей. До того, как перейти к нему в избу я жил то у одной вдовы.
то у другой. И вот в первый вечер выпили мы с хозяином и двумя его старшими дочерями по чарке и забрался я с ними на полати, а дед на печь. Дед меня попросил рассказать, где бывал, что видел, ну я и рассказываю, в том числе и о любовным похождениях, а сам щупаю девок то справа, то слева от себя. А тогда ведь девки да бабы трусов не носили, только подол задери и раздевать не надо. Вот когда дед, убаюканный моим рассказом, захрапел, я на Наталью и забрался . а когда начал её любить, она вскрикнула.
- Что, где горит ?- спросил спросонья хозяин.
- Горел овин на окраине деревни, да мы быстро погасили так, что только крыша и сгорела, да и то не вся. - сказал я, как будто продолжая свои рассказы.
- Молодцы, удалые ребята,- похвалил дед.- Таких бы да в зятья!
Я продолжая любить Наталью, шепнул на ухо: "Ну теперь-то уж не больно?"
- Очень даже приятно,- ответила она.
На другой день она заговорила с отцом о венчании, а дед начал меня учить сапожному делу. Через месяц я самостоятельно сшил первые сапоги и тогда же мы обвенчались с Натальей. Нажил я с ней троих детей да ещё две её сестры от меня забрюхатели. Одну во время выдали за вдовца, а другая купалась голая в реке и понравилась парню, рыбачившему рядом. И было ему немногим больше пятнадцати, но жили они с матерью не богато, а мой тесть обещал овцу в приданое.
Парень оказался работящим, наготовил леса на новую избу и мы с тестем помогли
ему срубить. Пока тесть прирубал окна, мы с Фёдором набрали подполок, пол и потолки. Потом сбили печь и проконопатили стены и потолки. Я видел, как мать Феди заглядывалась на меня. Когда я пошёл к ним в баню, она пришла ко мне мыть спину. Почти целую ночь она, истосковавшаяся по мужской ласке за годы вдовства,
жарко меня любила. Потом Марфа уговорила меня сходить к родным на дальние хутора.
В гостях, когда пили деревенское пиво, услышал я про зарытый белыми клад.
Когда все заснули я лунной ночью взял лопату и отрыл таки клад, в горшке оказалось среди меди. серебра и разных украшений несколько золотых. Всё кроме 3
золотых, кольца и пары серёжек я отдал хозяевам. На обратном пути я подарил Марфе
серьги, а кольцо дал Наталье.
Одного золотого хватило на корову с телочкой и жеребёнка в соседней деревне. Там же я услышал, что за десяток километров на хуторе есть молочный сепаратор. Когда я пробирался на хутор меня пытались ограбить, но я удачно с разбегу перепрыгнул через небольшую речку, а преследователи отклонились на несколько метров и попали в темноте в заводь.
Хуторяне сначала отнеслись ко мне насторожённо, но когда я показал золотой, кряжистый, широкий в плечах хозяин согласился продать молочный сепаратор и в придачу пару холмогорских гусей. Узнав, что я никогда не пользовался сепаратором.
он сказал, что даст на неделю работницу, которая научит. Работница, оказавшаяся грудастой, с пышными бёдрами молодой женщиной стелила мне постель и тут же соблазнила меня, такой любвеобильной я ещё не встречал. Рано утром мы, положив сепаратор в мешок, а гусей в корзины, пошли домой. По дороге дважды передыхали и любили друг друга, а Глаша была неутомима на ласки.
За неделю она не только научила меня и жену перегонять молоко в масло на сепараторе, но делать кумыс из коровьего молока. Тестя в то время не было
в деревне, в доме жили две его младших, незамужних дочери. Мы с Глашей ходили к ним по несколько ночей и она так жарко и шумно меня любила, что и одна из своячельниц не вытерпела и я сделал её женщиной. Глаша рассказала, что её хозяин раньше делал ещё ящики для масла, шкафы и буфеты. Я загорелся желаньем научиться этому делу.
За оставшийся у меня золотой Трофим не только научил меня мастерству столярного дела, но и дал инструментов, а ещё заготовок. Глаша ему рассказала о девушках, что любая из них подошла бы его сыну, который учился в сельскохозяйственном техникуме и должен был скоро прибыть на каникулы.
- А я думал, как тебе дать сдачу с золотого. Если сдачу не пожалеешь на приданое,то я возьму девок.До приезда сына поработают по хозяйству с Глашей.
По два вечера я уговаривал Надю и Таню. С Надей мы снова ласкали друг друга и она боялась, что работа на хуторе будет тяжела и Трофим станет к ней приставать.
Когда приехал сын, ему наоборот понравилась Надя, а Трофим сдерживал себя до выбора сына. На свадьбе Таня понравилась племяннику Трофима и тому ничего не оставалось, как жениться на Глаше.
Все они прибежали ко мне, когда начали раскулачивание. Трофим продал хутор и всё хозяйство. Неделю, пока они жили в родной избе Нади и Тани, мужики помогли мне достроить новую избу, но Трофим посоветовал не отстраивать внутри, а то ещё раскулачат. Только они уехали в райцентр, ко мне пришли комбедовцы и заговорили про сепаратор. По совету Трофима я его загодя разобрал и комбедовцам показав половину, сказал, что сепаратор не исправен, а где продаются запчасти не знаю. Пришлось дать им по ягушке, чтобы они отстали и я остался в зажиточных. избежав раскулачивания, как оказалось, на время.
Трофим в райцетре с сыном и племянником организовал кооператив по изготовлению и ремонту мебели, а я делал мебель на округу. Вскоре меня опять занесли в список раскулачиваемых и мне пришлось разойтись и разделиться с женой, спасая хозяйство.
Тогда часть раскулаченных высылали на Север в тундру на верную гибель вместе с детьми, а часть на строительство железной дороги. Так я оказался среди высланных
с разных мест России, даже с Дона и Кубани. Бараки были переполнены, даже в землянках люди жили вместе с детьми. И гибло немало. Эта железная дорога вся на костях. Может на ней погибло меньше, чем на строительстве Беломорканала и канала
Волга- Москва, но уж сотни тысяч наверняка.
Я чудом спасся и бежал. А попал я в настоящее бабье царство в глухую округу, где на 5 деревень и два хутора было всего три мужика. Когда я отъелся и окреп, стал жить по вдовам, помогая по хозяйству. У одной из баб от отца осталось ружьё и я пристрастился к охоте. Так узнал округу и в каждой деревне у меня была своя любушка, пока на хуторе не сошёлся с молодой бабёнкой, настолько неутомимой в любви, что на других сил не оставалось. Она была грудастой и пышна в бёдрах, напоминая мне Глашу. Один только недостаток у неё был - бельмо на глазу. Стала она поговаривать о враче. чтобы избавиться от этого недостатка. К тому времени я весьма изменился, заматерел и отпустил бороду, но боялся, что меня узнают.
И действительно, когда мы добрались до райцентра и пришли в больницу, в очереди один мужик назвал меня по имени. Я не на шутку испугался. Одна из медсестер помогла мне бежать при условии, что я пойду в деревню к её сестре. Так я и оказался в ваших краях.