…оттого что теперь ты кряхтишь, в человека не веря,
он остался вдали – за широкими спинами штор;
чтоб хватило на всех – чернь терзает лохматого зверя,
дабы шкуру содрать, а потом – разделить ни на что:
одному – волоски, и второму – очёски такие ж…
Праздно алчешь во мгле, чтоб на лбу выжигалась печать
только в силу того, что убил: не убьёшь – так погибнешь,
или будешь бесцельно взирать как плодит Сычуань
свой усатый – прусак, пробираясь наверх по обоям;
нет стремленья наверх у него, только – полный вперёд!
Выходи-выходи, встретит мир и песком, и прибоем:
мир надежду на мир в царстве жизни и смерти даёт,
хоть не знаю кому: миротворцу – певцу – забулдыге?
Входит в раж за окном, призывая на бой, активист –
так реальность становится новой историей в книге,
где гангреною слов болен каждый исписанный лист,
о великом разгуле убийств.