Аллилуйя, тебе, Нью-Йорк,
океанский гудзоновый город;
наколю, если ты до сих пор
на предплечье моем не наколот.
Незатейливой мудрой иглой
ты пришит небоскребами к небу,
и любители неба толпой
в тебя едут и едут, и едут.
Океан свой размеренный тон
поубавит и людям поверит
в час, когда обольет саксофон
позолотою сумерки в сквере.
Человек выдувает века,
вызревавшие в темном футляре,
не видна в полумраке рука,
звук накормлен, умыт и наряден.
И рука, и одежды темны,
обнимают источник созвучий,
темный фон - побратим тишины;
свет потушит и выберет лучших.
Новой музыки не сочиню,
я ладони луною наполню,
заберусь в переплет авеню,
и обратной дороги не вспомню.
И на палубу спрыгну с земли,
здесь свернулся канат анакондой.
Я вернусь, чтоб еще раз возник
этот город - мираж или подвиг.