Папа умирал.Уже много дней температура держалась на отметке 40 градусов и выше.Ничего не помогало.Начался остеомиелит, сделали операцию, почистили кость, но операция не принесла нужного эффекта.Воспаление продолжалось.Сердце начало сбоить.
Папа был почти без сознания. Ощущение тела то пропадало, то вновь возвращалось, наплывая волнами немыслимой боли, а потом вновь исчезая и оставляя папу в забытьи.
Становилось всё труднее сосредоточиться на том, что происходит, и это впадение в темноту воспринималось измученным умом, как драгоценная передышка, а возврат в тело казался чем-то ужасным, сродни пытке.
Папа лежал в коридоре - госпиталь был переполнен. Мимо то и дело кто-то проходил - пробегали медсёстры со шприцами и лекарствами, шаркала шваброй старая нянечка, раненые выходили покурить. Звуки появлялись и исчезали, каждый следующий раз становясь всё тише.
Когда они подошли, папа не слышал. Его сознание витало где-то далеко, голоса долетали так, как будто говорящие находились за тридевять земель. "Ну что,- произнёс баритон,- по-моему, всё ясно.Надо звать Петра Ивановича". "Пожалуй, пора",- задумчиво согласился немолодой голос с печальной интонацией.
"Петра Ивановича...Петра Ивановича..." - эхом отозвалось в папиной голове. "Кто такой - Пётр Иванович? Зачем именно Петра Ивановича?" Мысли были невесомые, почти эфемерные. Они легко влетали и с такой же лёгкостью таяли. Задержать их и сосредоточиться хотя бы на одной было неимоверно трудно."Пётр Иванович...Кто же всё-таки такой Пётр Иванович?" Казалось, что в этом имени есть что-то неуловимо знакомое. Какие-то смутные ассоциации забрезжили в сознании.Послышалось лёгкое постукивание по дереву. Запахло свежеструганой доской."Пётр Иванович..."- мысли пролетали по периферии сознания, не доходя до ума.
И вдруг словно резкий толчок вбросил папу в действительность. Внезапно с пугающей ясностью возникла мысль:"Пётр Иванович - да это же плотник! Плотник...А зачем мне плотник? Плотник - это же нужно, чтобы гроб делать. А мне зачем?" И тут пришло понимание:"Они решили, что я умер!Сволочи, я же жив!"
Измученное, истерзанное болью от ран и ожогов тело содрогнулось при мысли, что надо возвращаться и жить дальше, но ум уже стоял на страже. Ослепляющая ярость залила всё вокруг, папины губы вздрогнули,раскрылись с трудом и оттуда еле выползли (но выползли!)слова: "Гады! Я вам всем покажу! Назло вам выживу!"
Именно этот импульс и решил всё. Папа остался жить.
Впереди были тяжёлые годы - война, инвалидность, 20 операций, из которых только 4 под общим наркозом. Кость гнила, и ногу снова и и снова резали, выдалбливая из неё умершую плоть. К Концу этого периода одна нога у папы была короче другой на 9 см и не сгибалась в колене. Он вставлял её в табурет и, морщась от боли, разламывал её. Он хотел быть, как все. И стал. Он вновь научился танцевать и бегать на лыжах, отказался от палки и первой группы инвалидности, привык ходить дома, ставя одну ногу на носок. Он никогда не жаловался. И та ярость, которая вернула его в жизнь, помогала ему позднее преодолевать всё новые и новые трудности.
Папа жил и жил полноценно!