Девочка Элли вышла наружу, держась за горячий лоб.
Мысли в разброде, мюсли на ужин, тело объял озноб,
Ужин в Париже или Калуге – выбор девичьих грез.
Элли просит меня об услуге, трет заболевший нос, -
Слышала, будто бывают жар-птицы, перья горят огнем,
Вот бы такое могло присниться! Мало же раз живем!
Девочка Элли градусник ставит, греет с малиной чай,
А на окне узорные ставни, напротив – портрет Ильича.
Кто он – не знает чудо в халате, книги иные тут.
Веки прикрыла, – и вот в палате в вены лекарства льют.
Элли мигает, не понимая, падая вниз ли, вверх,
А перед ней дорога прямая – та, что желтее всех.
Цель обозначена слабой картой, кто-то рядом идет.
Девочка Элли доела завтрак, вытерла грязный рот.
Где-то в полях догорали тюльпаны, суше обветренных губ,
Где-то жар-птицы и обезьяны. Девочка Элли тут,
Среди прохожих мимоходящих, там, где погас очаг.
Элли заходится в лающем кашле. Все микстуры горчат.
Смотрит в окно и вспоминает город, как изумруд…
Больше не страшно. Девочка знает – скоро ее найдут.
Выйдет наружу, солома к телу, ко лбу ледяной металл…
Я ей обещала – меняю тему. В палате царит скандал.
Капельниц нет, и койка пустая, а на полу луна.
Девочка Элли вдаль улетает. Я забываюсь в снах.