В старом парке полу'денно-душно.
Пахнет мята судьбой и детством…
…
Мам, а помнишь, как я игрушку
Потерял в этом парке, где-то?
Как же горько о ней я плакал.
Мал ведь был, а вот помню, мама.
Ты сказала мне: тютя, плакса,
А я топал ногой упрямо.
А потом, в пол литровой банке,
Ты дала мне ржаного кваса,
И пчела… нет, цветочный ангел,
Закружил надо мною сразу.
А еще ты дала мне хлеба,
И сказала: кроши, плакуша.
Я спросил: это птичке с неба,
Она что, тоже хочет кушать?
И крошил я, чтоб там осталась,
На бордюре и на скамейке,
Этой детской потери жалость,
Будто хлебный комочек клейкий...
Рассыпалось, как эти крошки —
То, что не было? То, что было? —
В безнадёжно далёком прошлом
Всё, что так невозможно мило.
И крошил я, для всех и много,
Не жалея, не уставая.
А теперь мне так одиноко,
И в судьбе петля узловая.
Жизнь меня крошит, круговертит,
Только зряшно как-то, без толку.
Мам, а как у тебя там... в смерти?
Вечность — это, наверно, долго?