Историй старых окна запотели,
не всё равно ли, было или миф -
вино неторопливых виноделен
и яблоки любила Суламифь.
Стократ за серебром и турмалином
спускался изумлённый казначей,
но было только семь неповторимых
смарагдов соломоновых ночей.
Простой сунамитянке ожерельем
царь отдал их – любовь свою сиречь,
всё ласковей он был – всё тяжелее
над ними нависал ревнивый меч
царицы Астис, гибельной и гибкой,
языческого пекла госпожи,
величественной дочери Египта,
чьи ласки – змеерукие ножи.
Слепую жажду жертвоприношений
не с ней ли царь недавно разделял,
рубинами на обнажённой шее
не он ли её скуку исцелял.
Теперь и в одеянии прозрачном
она ему невидима. Со зла
в огне воображения всё жарче
сжигает буквы имени – Сула...
Исход один – придворная интрига,
петля её возмездия хитра,
осталась песня от любви и книга –
историй старых истина и храм.
Бессмертия земного нет у страсти,
но ты и обессмертила, сгубя.
Спасибо, что была, царица Астис,
не ожила бы песня без тебя.