По коже холод вновь меня разбудит,
Поставлю чайник, щёлкнув рычагом,
Стану к окну, задумавшись о том,
Что есть в моей стране и завтра будет.
Мне чужда суетность метания рабов,
Размеренностью редко наслаждаясь,
Жизнь умирает, так и не рождаясь,
Пропахшая кирзою сапогов,
Увы и ах - закон у нас таков:
Расплачиваться юностью за старость.
Заслышу хрип – то чайник старичок,
Взахлёб давясь, мне вскипятивши воду,
Подарит пару мнимую свободу,
И, в довершенье дел, подаст щелчок.
Как много лет потрачено за зря,
Всех денег мира всё ж не заработать,
Кому-то стоит лишь ресницами похлопать,
Расположение, чтоб получить царя,
А нам гнуть спины, судьбы матеря,
За то, что этим миром правит похоть.
А кофе – дрянь, проклятый сублимат,
Без молока как жжёная резина,
Но стоит как «Блэк айвори» - скотина,
Безденежье – проклятый каземат.
А кто-то на Карибских островах
Ямайским ромом поласкает скулы,
И вьются силиконовые шкуры,
Влюблённые по уши на словах,
Да, мыслей нет в их «светлых» головах
И мозг уже давно ушёл в фигуры.
Стоит остыть. Я сделаю глоток,
У кофе, как всегда, ужасный привкус,
Я вспомню самый первый свой «Олимпус»
И потечёт по горлу кипяток.
Мне многого уже и не понять,
Хоть я не стар, но память старит нервы,
Всё лишь от безысходности, наверно,
Да, как могли мы столько потерять?
С таким отрывом впереди шагать,
В итоге – из последних стали первым!
Кофе иссяк. Четыре на часах.
А утром снова будни и заботы,
Спины не разгибая от работы,
Мы слишком стали верить в чудеса,
С мольбами обращаясь к небесам,
Прося хоть на чуть-чуть повысить квоты.
Рабами нас уже давно считают,
Нам мир «великих» не даёт вздохнуть,
И каждый «барин» норовит пихнуть,
Ещё и куском хлеба попрекает.
Мы – не рабы, путь каждый это знает!
Слугам народа – мы напомним суть,
Что узурпатор на костре сгорает,
Пора бы повернуть на верный путь!