Луна как чёрствая краюха
на небосвода блюде жалась.
Ночь, к звёздам выставив край уха,
к рассвету тихо приближалась.
… Заря, готовя плащаницы
нам, филистёрам, самогоном
(в нём тратим золото пшеницы),
даль сократит ли перегоном,
который в кайф для нас продлится
в осоловелой тьме увечной?..
Туман белёсый снова злится
на петушиный ор у вечной
утра-младенца колыбели
(«Как трудно с этими жлобами!»).
Вновь небеса поголубели.
День трезвый всех столкнёт (и лбами) –
и поспешим, – кто богатея,
кто свору нищих дополняя, –
одна и та же всё затея…
Всегда боюсь начала дня я.
Ну, а пока (какая жалость!)
писались пьяно эти строки,
На дне стакана время сжалось
старухи ночки. Вышли сроки…