Не сбылось, мой друг, твое пророчество.
Без тебя так и не стал поэтом.
Музой мне не стало одиночество
Да теперь совсем неважно это...
Стихи о тебе, теряя окончательно сорванный хрипящий голос,
перешли на шепот прозы,
которая, всхлипывая, затихла в объятиях спасительного безмолвия.
Можно ли назвать покоем те первые мгновения после шторма?
Когда на поверхности обычное легкое волнение, а внутри все перемешанно.
Поднятое со дна уже не вернется на свое прежнее место.
Но я с удивлением обнаруживаю в привычных местах незнакомые чувства.
Фантомное осязание утраченной способности говорить удерживает в тревожном напряжении.
Из растерянной,
от такого внезапного поражения, души перебрасываю растерзанные, изуродованные тела чувств в пустующую голову, где им надлежит быть отпетыми онемевшим горлом.
Это не имеет ничего общего с прощанием.
Скорее это способ возвращения к себе.
Мне жаль, что ничего не успел рассказать тебе о тебе самой.
Ведь эти честно пролитые слезы не принадлежат тебе, хотя и выплаканы твоими глазами.
Они совсем схожи с настоящими, их цвет и вкус не вызывают сомнений.
Эх, они - слишком дорогая плата за глупую попытку воплотиться в твоем мире.
Растворившись окончательно, я оставил после себя призраков и автоматическое желание видеть в каждом встречном того единственного, кто невыносим.
Страшно ли от того?
Нет, нисколько.
Глупо бояться живого.
Ничто ведь даже не собиралось умирать.
Да и со смертью ничего не исчезает.
Разве что желание продолжать любить, теперь уже мертвеца.