О нём впервые упоминается в "Слове о полку Игореве". Вещий Боян - "соловей
старого времени", русский певец, дружинник ХI-ХII, снискавший славу своим
искусством. Красоту его песен подчёркивали изысканность и безупречность поэ-
тической манеры. Свободный полёт воображения, игра фантазии, "если хотел кому
песнь воспеть, то "растекался мыслию по древу, серым волком по земле, сизым
орлом под облаками". Он возлагал "вещие персты на живые струны" гуслей, кото-
рые достались ему от деда Велеса, сына бога РОДА.
Не могло пустое место преобразиться в определённый образ и остаться в сердцах
людей навсегда. Автор этих строк неизвестен. Но невозможно не согласиться, как
ярко и убедительно передана роль Бояна в устной летописи жизни славян.
Священный дивный край земли! Когда-то боги нас вели сюда веками из глубин страны далёкой. Я один Об этом знаю и пою, Но только эту песнь мою не слышат люди. Их сердца погрязли в быте. Нет конца суетам. Что там старина? Она забыта… Но она зовёт из хаоса веков сердца поэтов и волхвов, звучит аккордом тихих струн на серых камнях древних рун Забытой тайной… Где конец Священным резам? И певец – высокий, стройный и седой – тряхнул устало головой: “ Вон впереди на камне след черты замшелой, чьих-то Вед забытый знак… На ней крючки, как будто камень червячки когда-то грызли… Кто прочтёт Такую надпись? Степь живёт теперь без индов. Лишь гранит тех дней далёких след хранит. Ну что, Хранитель?” – и старик щекой обветренной приник к седому камню: “Ждёшь своих? Я вижу, верен ты… О них я буду петь, но не сейчас, и будет правдой мой рассказ… Смотри, Хранитель, с дальних гор ласкает ветер… Свет, простор! Какие краски! Синь небес слилась со степью… Тёмный лес живой зелёною волной клубится к югу… И – покой! Какой покой кругом разлит! Душа поёт, душа парит, ей места нет в груди моей. Её влекут цветы полей, дыханье сосен, шелест трав, блеск вод хрустальных, тень дубрав, туманов робкие дымки и берега святой реки… Душа вольна, предела нет восторгу сердца”. Но поэт, поднявшись на курган степной, вздохнул: ”Обманчивый покой - он только с виду. Степь бурлит, её волнует и манит какой уж век земля отцов. И сколько русских удальцов сложило головы в борьбе с великой степью… Дань судьбе Русь платит кровью с века в век. Такой путь русских”. Человек вгляделся в дали: “ Вон курган Обринов грозных. Истукан – свидетель дедовских эпох – на нём застыл... Другой курган древнее. Видимо, славян… Его оставил род степной, и не известно, чей покой он стережёт. Курган забыт. Пусть витязь с миром тихо спит в своей могиле… Подо мной курган, насыпанный ордой угрюмых, диких сыновей Змеи – праматери своей. Куда ни кинь усталый взгляд – везде разбросанно стоят давно исчезнувших племён могилы – памятник времён, далёкой, тёмной старины и бесконечной злой войны, которую родной народ века с пришельцами ведёт”. Певец присел, поднял глаза: лазурью светлой небеса, потоком вечным и живым неслись в сиянии над ним. И в высь, в сияющую даль Душа рванулась… И печаль холодной скользкою змеёй упала с сердца. “Что со мной?” Поэт очнулся. “Ваш чертог! О Боги Руссов! Как я мог забыть о вас? Прощенья нет! Какой же я певец-поэт? Меня, Хранителя земли, в глубокую печаль ввели курганы эти и века… Простите, Боги, старика! О Боги светлые, не раз вы приходили в трудный час к поникшим русским племенам, вели к надежде. Слава Вам! Не раз во время трудных битв вы были рядом, и молитв не ждали наших. Стали звон для вас призывом был, и стон Земли истерзанной живой… Простите! Долг священный мой воспеть и вас, и свой народ, напомнить боль утрат, невзгод, печальный отзвук давних бед и древних памятных побед. Услышьте, вещие, глас мой! Поклон тебе, Сварог седой, Стославный Велес, Хорс, Перун!...” Певец дотронулся до струн, и голос сильный зазвучал над дикой степью… И начал под пенье гуслей дивный стих слагаться в сердце... Мир затих, внимая гимну. Лес, поля, река, озёра, вся земля застыла, вслушиваясь в слог: Не человек, казалось, – Бог поёт незримо, и ему под вечным Солнцем одному дано свободно и легко сказать о жизни…Далеко разлилась песня. На крылах её нёс ветер. И, свой страх преодолев, слетелся рой к кургану птиц. И волчий вой затих вдали… Покинув тень, к певцу из леса шёл олень, барсук средь зарослей спешил вслед за оленем. Барс кружил неслышно рядом в ковылях, и старику, тревожно вняв, застыл, как вкопанный, табун тарпанов вольных. Звуки струн мир степи дикой услыхал. А голос лился, тосковал, взывал к грядущему, манил, смеялся, плакал и любил!... Он пел о вечном, о живом,о русской доле и о том, как славен труд, как жнут хлеба, как осетров со дна Днепра в прохладной тишине ночной выносит невод, как с зарёй идут покосники в поля, как расцвела отцов земля, согретая теплом сердец… Он пел о том, как Род-отец Усилил Русь; Как Светослав, полки отборные собрав, геройствовал в земле болгар, как князь разбил войска хазар, косогов, ясов, как спалил Итиль, Дербент. Как много сил ушло на то, чтоб взять Саркел… Певец о русском войске пел, о доблести и о борьбе, о трудной воинской судьбе, о том, как вещий воин-князь, своею удалью гордясь, шёл в битвы первым; как судьба его сквозь время провела бороться с Тьмою… И старик Душой крылатою проник за горизонт, в степную даль, туда, где бушевала сталь, где с саблею встречался меч и головы летели с плеч, где кровь лилась и где горел надменный, царственный Саркел. Прошло виденье, и поэт замолк, задумавшись… Слов нет, погиб могучий каганат, но почему-то он не рад. “Святая Русь! Сражаться с Тьмой Тебе приходится одной, былых союзов больше нет. Вожди забыли мудрость Вед, предали Огненных богов и приютили злых попов с Царьграда, Рима, Чернобог и для Руси хазар берёг… Но слава Вещим, слава Вам!”- Поэта руки к небесам взметнулись. Острый его взгляд увидел, как над ним парят меж белоснежных облаков Орланы – вестники Богов. И слёзы радости из глаз упали наземь. “Боги! Вас узрел я сердцем! Над землёй ваш дух кружится. Голос мой не зря звучал степи, лесам, реке и вечным небесам!”
Картинка из инета.