Кол

Александр Костенко 13
               
                Я был неисправимым вруном. И не то чтобы я боялся сказать правду, но всякий раз, когда надо было признаться в содеянном, даже когда я совсем безобидно проказничал, мне казалось, что лучше слегка приукрасить историю произошедших событий или вовсе изменить, «перевернув с ног на голову». Можно было подумать, что во мне сидит некий руководитель, которому совершенно не нравится, если я скажу правду, потому что это не интересно. А правда, она какая-то серая и малозначимая. И наоборот, «слегка подкорректированная» история засверкает новыми красками, да и вообще, это не враньё совсем, а детская фантазия. В общем, моё детское «сочинительство», как это сейчас модно говорить, перестало  «видеть края», всякий раз обрастая всё большей фантазией.
           Но предел должен был наступить. Я сейчас удивляюсь, как мои родители, вполне адекватные, умные люди, прекрасные воспитатели, имеющие кроме меня ещё двух детей, не смогли сразу заметить «необыкновенный талант» их отпрыска. Но однажды я перешёл границы допустимого сочинительства, видимо окончательно уверовав в бездарность папы и мамы в вопросах моего воспитания. А было так. Я получил кол. Глупо было получить тройку. Это значило, что я поленился, и это более всего раздражало папу, обидно получить двойку. Это могло быть следствием либо незнаний, либо ошибок. Но позорно было заработать кол, ещё и поставленный в дневник. А это документ! И, между прочим, его проверяли самым серьёзным образом ежедневно. Так вот. Моя учительница, неоднократно предупреждавшая меня, что мои лень и нежелание учить уроки в полной мере, рано или поздно «родят своё законное дитя». И родили. Жирный, красный кол красовался в дневнике, причём, учительница очень постаралась и сделала кол огромных размеров, добавив при этом: « Александр, я тебя предупреждала, надеюсь, твои родители примут соответствующие меры!». Я был шокирован! Мир рухнул и в моём воображении, вечерние прогулки во дворе с пацанами медленно и верно трансформировались в бесконечное сидение за письменным столом за дополнительными занятиями. Я уже представлял, как буду с горечью слушать, как в открытое окно мои друзья будут кричать: «Санёк, выходи играть в войнушку!» И всякий раз, когда бы я поворачивался с мольбой во взоре к папе, он, ни сколько не сомневаясь в правильности выбора метода отцовского внушения, показывал мне огромный кукиш, при этом добавляя любимое выражение: «Шура, пилите гири, они золотые!». Я не мог вынести такой несправедливости, судорожно соображая, как быть, чтобы умудриться обойти неприятную ситуацию. И в «воспалённом», от непосильных изысканий выхода, мозгу, родился с моей точки зрения правдоподобный план. Просто нужно было на вопрос отца, а я понимал, что это обязательно произойдет, ответить уверенно, смотря в глаза папы прямо и не краснея. Сказано, сделано. Я достал дневник и просто перечеркнул кол. Но поскольку у меня не было ручки с красными чернилами, я использовал ручку с синими. С этим простым, но гениальным с моей точки зрения, результатом моей бурной фантазии, я  пришёл домой и смело протянул дневник на проверку папе. Если сказать, что папа был удивлён увиденной картине, значит опять соврать. Папа долго смотрел, потом закрыл дневник, вновь открыл и неуверенно спросил: «Это что?». И тут, как говорилось у классика «Остапа понесло». Я смотрел в глаза папе и без капли сомнения в собственной правоте наглым образом врал.  Я вообще не понимаю, как у меня это получилось остаться не наказанным, но факт остаётся фактом, вечером я гулял во дворе. Но вернусь немного назад. Я сочинил с моей точки зрения вполне правдоподобную историю. И на папин вопрос я ответил, что кол был поставлен ошибочно, и учительница его перечеркнула. Естественно, папа задал вопрос: «Ну, пусть так, а почему чернила разные?» Я тут же парировал: « У учительницы, просто закончились красные чернила, она пыталась убедить меня, что исправит завтра, а отцу позвонит. Но я, папа, зная, как ты можешь расстроиться, дал ей свою ручку». И добавил: «Учительнице я сказал, папе можно не звонить, у нас доверительные отношения, и я сам всё расскажу, как было, ну, если ты не веришь мне, позвони и спроси сам, как было». Это был последний аккорд моего очередного «мюзикла» из серии «Как выйти из воды сухим». Папа поверил, закрыл дневник, после чего потрепал меня по голове и добавил: «Не забудь сделать уроки». Одного я не учёл. Дневник – это такой интересный атрибут ученика, который мог в любой момент попасть в руки учительницы, а это могло обернуться куда более жёсткими последствиями. Так и получилось.   Буквально  на следующий день я получил двойку и не в тетрадь, а в дневник. И перечёркнутый кол вызвал у учительницы бурю негодования. Но я никак не мог предположить, что она станет звонить папе. Дальнейшие события можно коротко описать тремя предложениями. Ремень. Попа. Домашний арест. Но удивительное дело, врать я не перестал, скорее,  научился лучше анализировать, о чём напишу в другом рассказе. Много лет спустя про все свои детские «похождения» я всё же рассказал папе. На что он отшутился: «Ну, Шура! Ну, ты даёшь!» И долго смеялся. Я сейчас думаю, что такой, какой есть и меня не изменить. Но всё самое лучшее во мне, благодаря папе. Вот уже три года, как его нет… Папа, спасибо тебе за всё.