Я читаю стихов Ваших строки,
Каждой строчке – души наклон,
Устремляюсь всем сердцем сквозь сроки,
Отдаляющихся времён.
Тыловой город Чистополь.
Кто такой я, пусть будет секрет:
Нужно быть мне сейчас пристальней,
Разыскать, Вас, гонимый поэт.
Я готов рядом быть ибо,
Кто жалел, не смогли помочь,
И никто не сказал: Спасибо,
России родная дочь.
Там, где бакен венчает косу,
Там, где виден речной простор,
Добровольную службу несу,
И прохожих ловлю каждый взор.
Может быть на причале, Вы, ёжитесь,
Взгляд зелёных глаз отрешён,
И устали от невозможности,
Здесь остаться до лучших времён.
Позади уж, и боль эмиграции,
И все беды домой возвращения,
А теперь вот, и эвакуация...
Может это, как раз, спасение?
Взад – вперёд, сколько берег ни меряй,
Не замедлится времени ход.
Я ведь знаю, что этот, "последний",
Пришвартуется пароход.
Молчаливой толпы ожидание,
Вдруг прорвётся и хлынет, как сель,
Через трап, через борт - забывание
О возможной посадке на мель.
Вас, подхваченной этой толпой,
Вдруг увижу! Мир всё–таки тесен!
Кинусь вслед, удержать Вас,... рукой,
Но... я во времени том, бестелесен.
В пароходном дыму скрылся Чистополь,
За бортом проплывают стога,
И всё ближе "последняя" пристань,
Под названьем Елабуга.
Затянулась в тот год навигация,
Продолжалась до самых снегов,
И повыцвели, как декорации,
Дебаркадеры у берегов.
Пароходы-то всё приплывали
И, кто выжил в смертельных боях,
Их лечили врачи и спасали,
В местных воинских госпиталях.
А ещё в городке этом узеньком,
Где улочки пыльны и тусклы,
Всё вздыхали о бедной француженке,
Говорившей по-русски.
Слава поэтам судьбой не завещана,
А Голгофа?! Случись, не преминет...
Светлая память самой русской женщине,
Поэту России - Марине!
Марина Ивановна разговаривала с сыном больше на французском, чем
по-русски. Хозяйка, у которой они жили в Елабуге, так и
думала, что она француженка.
*