Меня зовут Егор Зарецкий – благонадёжный, не ЗеКа…
На третий год войны, повесткой, призвался Родиной в войска.
Я с двадцать пятого рожденьем. Родной мой город – Арзамас…
И ровно всё с происхожденьем: моя семья – рабочий класс!
Сентябрь струился позолотой, хотелось радоваться, петь –
Ведь я, цыплёнок желторотый, на фронт боялся не успеть.
Сейчас, когда фашизм повержен, и рейх надменный покорён,
Характер мой – железный стержень! Но стал таким не сразу он.
Гляди, – за стёклами в буфете блестят медали, ордена…
Они ценнЫ, награды эти, да только главная – одна!
Вон та, в сторонке, «За отвагу»… Она, признаться, не моя…
Она – за первую атаку, в которой вдруг «сломался» я.
А первый бой – он самый страшный и мне он снится до сих пор...
В осеннем поле, в рукопашной, сошлись мы с немцами в упор!
Умолкли пушки, пулемёты, лишь только мат да дикий вой
С клубка сцепившейся пехоты взлетал над мятою травой…
Свернулось время под ногами, и люди, пуще чем волкИ,
Штыками, финками, руками друг друга рвали на куски!
А я – «с ума сошёл» от страха: к земле прижался и стонал…
Какая, к дьяволу, «Отвага»?! За это только – трибунал!
Но вдруг меня, за шкирку вроде, поднял рывком мужик один,
В строю он был в соседнем взводе – молчун, угрюмый нелюдим…
Заехал по лбу мне с размаха – «проветрил» голову мою…
Сказал: «За мной держись, салага, на шаг отстанешь – пристрелю!»
Его глазам нельзя не верить и я спешил за ним, как мог.
Не сомневался, что пристрелит, отстану если на шажок.
А наши, к вражеским окопам, неслись у немцев за спиной –
Сверкала пятками «европа», они ж без танков – полный ноль!
Окопы выбили мы с ходу, погнали дальше – «в глубину»…
И вёл меня мужик из взвода, который совесть мне вернул.
Он шёл вперёд – Советский Воин! И я бежал ему вослед…
И стыдно было мне, и вольно, и верил я что смерти нет!
...Потом, когда уже втянулись в прорыв резервные войска,
В немом селе сгоревших улиц сидели с ним у костерка.
Он буркнул с явной неохотой, в ломти кромсая каравай:
«О том, что было, желторотый, молчи, но сам не забывай!
У СМЕРШа всё предельно просто: не смог, не выдержал – расстрел!
А ты, сопливая «короста», пожить-то толком не успел...
Я сам недавно из штрафбата… По-полной горечи испил…
Свою «вину» – так было надо – горячей кровью искупил…
А знаешь в чём «вина», парнишка? Лишь в том, что немцу не сдались
И из «котла с железной крышкой» с оружьем к нашим прорвались!
Одним – штрафбат, другим и вовсе – расстрел, судьбе «на посошок».
...Смотри, пацан, какая осень...И птицы в небе… Хорошо!»
Потом с позиций уходили – состав пополнить, злость унять…
Остатки роты наградили… а вместе с ними и меня.
Молчун подзуживал по-свойски, да так, что ржали мужики,
Косясь на мой видок «геройский» – со лба ж спустились синяки…
Война – духовности мерило и ввысь, и вглубь, и вширь, и вдаль…
И всю войну меня корила вот эта Первая Медаль!
Уже тогда я сердцем ведал – она была мне в долг дана,
И я терзался до Победы: отдал ли этот долг сполна?..
«Молчун» погиб через неделю. В тылу… на мине… у реки...
… А в небе пасмурном галдели пернатых странниц косяки.
Фото с сайта свободного доступа