Ты, конечно, – дрянь еще та… Но я люблю тебя. Жадно. Люблю так, что готова расстаться с тобой в любую минуту.
«Что это за любовь такая?» – ты спросишь.
Ты любишь провокации.
В этом вся ты...
И я скажу тебе. Всегда говорила.
Этой наглости ты так из меня и не выбила…
Я скажу, что готова расстаться с тобой. Сегодня, сейчас! Я готова пустить тебя под откос, чтобы снова вспорхнуть над бездной, ибо знаю, что каждое наше с тобой утро – последнее. Каждая моя немыслимая победа над тобой – последняя. И каждый твой дьявольский дар – последний. Да, я готова ставить тебя на черное снова и снова, просто потому, что мне нравится черный, и неважно, где приземлится шарик, – все дело в самом вращении рулетки, дело в адреналине, в обреченной надежде. И пока шарик порхает над черно-красной радугой предлагаемых тобой бесчисленных вариантов гибели, я выпиваю тебя, как последний глоток мартини, разбавленного паленой водкой, выкуриваю, как последнюю сигарету перед рассветом, пуская дым в лицо бескрайней вселенной. Вот, так я проживаю тебя, дрянь. До ломоты в суставах, до тошноты, до головокружения, до наивысшего экстаза, до боли в солнечном сплетении я проживаю каждую секунду нашего с тобой взаимодействия.
А теперь скажи мне, дрянь… Кто еще будет любить тебя так?
Да, да… Знаю. У тебя таких, как я, навалом: на глянцевых страницах, выскальзывающих из-под бездушных станков, в безвкусных песнях, бесстыдно выдаваемых за правду души, в превышенной скорости восторженных и незрелых, мчащихся по закатным дорогам , в палатах роддомов, пропитанных болью деторождения, болью создания новых смыслов, на капотах, застеленных дешевыми пледами под звездным небом, непостижимым звездным небом, в повторяющихся нулях на счетах кредиток, нулях, так и остающихся нулями… в заключениях врачей, в недоумении подтверждающих, что болезнь все-таки побеждена, в пьяных речах подростков, отдающих друг другу девственность тела, но не духа, в выигранных войнах, во всепрощающем смирении стариков, отстрадавших свое, пересматривающих черно-белые фотографии, как определенное свидетельство некоего существования, свидетельство собственного свидетельства твоих судорог, в сомкнувшихся в избавлении веках того, кто отдал тебе слишком много, чтобы умереть обиженным…
Таких у тебя много. Они блаженны…
Но среди ждущих автобуса ветреным утром на разбитой остановке? Среди одиноких, пьющих неизбежными, истязающими вечерами несладкий чай на кухнях съемных, полупустых квартир, среди брошенных и преданных, среди отвергнутых и растоптанных, среди тех, кто хоронит бесценного, среди тех, кто заведомо проиграл тебе, среди решившихся на самоубийство, но волею случая вырванных из лап твоего заклятого любовника, среди разочарованных… Много ли тех, кто все еще любит?! Много ли тех, кто все еще готов возлежать с тобой?
Так, признай же, дрянь. Признай, что и я у тебя одна. Признай это любимой песней, которую случайно предлагает послушать потертый таксист, понимающий в музыке столько же, сколько приземленный ведущий попсовой радиостанции… Признай это незнакомым ребенком, улыбнувшимся мне в супермаркете… Признай это устами того, кто все-таки звонит среди ночи вопреки моей странности, жестокости и непреклонности… Вопреки моей никчемности. Признай это одобрительным хлопком единственного друга по плечу, на котором лежишь крестом, что Иисус тащил до Голгофы... Признай это признанием меня кем-то, так же безжалостно любимым тобой…
Признай, что тоже любишь.
Ты – женщина.
Тебе необходимо любить.
Тебе нравится, когда с тобой воюют. Особенно, такие, как я.
Тебе нравятся эксперименты.
Тебе просто нравится…
Дрянь.
Если не женщина, то кто ты после этого?..
Весь день вчера ты молчала каким-то апокалиптическим холодом не по сезону, а к вечеру задрожала каплями… А потом вдруг разразилась грозой. Первой грозой в конце апреля. В этом вся ты. Но как гремела ты, как сверкала… Как спорила, как противоречила мне, как бросалась в ноги и молила дать еще немного времени…
Ты что-то замыслила. Что-то готовишь мне, я вижу, чувствую. Но боишься. Боишься, что я уйду раньше, чем ты, наконец, решишься заиграть всеми красками, чем, в конце концов, предстанешь предо мной нагая и настоящая, без химер, догм и условностей, без надежд и иллюзий. Моя. Какой отдалась мне еще в самом начале, холодным, снежным, ветреным февралем, разделив со мной твердое ложе под бледно-синим мерцанием Водолея, когда я была уже не темным бесформенным сгустком хаоса, но трепещущим комком из плоти и крови, выброшенным на твои скалистые берега, комком, жаждущим впечатлений, жаждущим твоих дьявольских даров, жаждущим тебя во всех твоих проявлениях…
А знаешь, я ведь помню. Помню твои руки, пальцы... Помню твои поцелуи, ложащиеся проклятиями. Помню исступление нашего соития, помню жжение глубоких царапин, рисующих авангардный набросок судьбы на коже. Странные это были картины. Ты ведь безумна. И гениальна. Как все художники… Я помню твой жаркий приветственный шепот. Нет, ты еще не знала, что я осмелюсь заглянуть тебе в самое сердце. Но, увы, на меньшее я не подписывалась. Я ведь тоже хотела тебя. Я тебя выбрала, и этой смелости ты так мне и не простила, хоть в тайне и восхищаешься мной. Я понимаю это каждый раз, когда пресловутый последний ключ все-таки открывает дверь…
Такая ты.
И ты моя.
Заметь, я ведь так и не предала тебя, хоть меня и прельщает покой…
Да, меня прельщает покой, со всей его косностью и ограниченностью. Прими это. Я втайне мечтаю отдаться ему и сгинуть в стабильности, когда ты свирепствуешь и вновь завлекаешь меня в свои изумительные дебри. Но ведь я люблю тебя. И оставляю покой на потом, убеждая его и себя, будто мне нужно уйти на время, чтобы разобраться во всем.
Он подождет.
Он – покой. Он – мужчина.
А ты – женщина. Ты - это ты...
И снова и снова я исследую каждый твой закоулок, принимая все твое несовершенство, проникаясь абсурдностью каждой твоей затеи, втекая во все твои расщелины, скользя пальцами по всем твоим трещинам...
А потом я пишу. Пишу пальцами, которые еще пахнут тобой и безысходностью, пахнут нашей с тобой бесконечностью и нелепостью.
А ты? Что ты… Ты коварна. Наутро ты снова подсовываешь мне мужика, как плату за наши бессонные неистовые ночи, но предательски воплощаешься в каждом из них.
И я люблю. Каждого. Я – женщина. И мне нравится тебя испытывать. Мне нравится, когда меня ревнуют.
И тогда ты проявляешься и снова лишаешь меня всего, чтобы я остановилась, откинула одеяло в чьей-то накрахмаленной, неудобной постели и задумалась… об обесценившихся победах, о превышенной скорости, о похороненных бесценных, о капоте и звездах, о пальцах и стихах, о наших с тобой трещинах…
И я задумываюсь.
Я думаю. И пишу, возлагая кровавые жертвы на твои алтари.
Ты ведь –дрянь еще та… Ты берешь свое. У тебя всегда получается.
Ты – жизнь.
Но я люблю тебя. Жадно.
И знаю…
Я у тебя одна.