Октябрь (каминадзуки)
Кто на пороге? Месяц момидзи. Клиновых листьев алое дыханье.
Храниться будет тучный урожай,
до первых летних полдней миннадзуки.
Неспешно зреет новое сакэ. Зимы дыханье холодно и близко.
На всей земле огромной нет богов. Они ушли, оставив нас и духов.
И каждый должен месяц пережить, не запятнав ни помыслы, ни руки.
Темнеет рано. Холод за окном. И лишь сакэ хранит кусочек солнца.
О, каминари, месяц без грозы. Застыла осень на зимы пороге.
Ноябрь (симоцуки)
Дождём из веток ивы пролились. Потоки из ветвей застыли тихо.
О, иней, белоснежным кимоно, когда оденешь веток силуэты?
Тех, кто устал от жизни, рю хаку
способна возвратить к истокам страсти.
И гейши в чайных домиках сидят,
чтобы развеять путников усталость.
На чайных блюдцах – дорогой сюжет, оставленный самим Ононо Тофу,
Который с удивленьем наблюдал упорство и настойчивость лягушки.
Дождём из веток ивы пролились, как слёзы, что не портят вкуса чая.
Тюто. Подобный пудре выпал в ночь,
став белым кимоно, пушистый иней.
Рю хаку – ивовая улица (жилище гейш)
Тюто. Подобный пудре выпал в ночь, став белым кимоно пушистый иней.
Тюто – середина зимы.
Декабрь (сивасу)
Павлонии желтеющей листва, с ветвей срываясь медленно слетает,
В горящие холодные костры багряных листьев сбитых ветерками.
О, тунговое дерево, проснись, твоих плодов отведать хочет феникс,
Зовущийся волшебной птицей хоо,
несущий весть о мудреца рожденьи.
Тысячелетье прошлое лежит у наших ног как горная вершина.
Прошедший год как маленький уступ на теле каменеющих столетий.
Скрижали памяти хранят охристый след,
от множества событий пережитых.
Павлония срывается в полёт сквозь месяц подведения итогов.