ДЕРЕК УОЛКОТТ
РУИНЫ БОЛЬШОГО ДОМА
И, хотя наше солнце самое яркое в мире, оно ничем не
поможет нам, впавшим во мглу и разум свой похоронившим под
пеплом.
Сэр Томас Браун. Погребение в урнах.
Фрагменты невозвратного Когда-то.
В пыли и глине – голубая кровь
Тех женщин-мотыльков, чьи крылья вмяты
В свечной нагар. И бегают гуськом
Драконьи лапки ящерок. И ангел
С раздробленной улыбкой смотрит вниз,
В навоз и слякость. А на эвкалипте
Три ворона расположились в ряд.
Им славно здесь. Их лепрозорный смрад
Сюда привлек, напомнив о конце
Империи. О, полевая зелень,
Прощай, прощайте, золотые рощи!
Паросский мрамор, фолкнеровский юг,
Тысячелетья радостей и мук,
Застывших в камне. А среди листвы
Споткнешься о неведомую кость
Или обломок, искаженный ветром,
Упавший из глухих, жестоких лет.
И думаешь: вот так свежайший плод
Земного рая сохнет и гниет,
Пока не образуется нарост
Осыпавшейся извести, каким
Теперь засорено речное русло.
А Дом с земли уже давно исчез.
Прошли века блистательных повес
И дивных потаскух. Бежит ручей,
Смывая гордость, клеветы, обиды.
Вон с той стены мне открывались виды
Империи. Забитый, подневольный
Кузнец ковал железную ограду,
Чтоб уберечь твердыню от возмездья,
Но уж никак не от слепых червей
И жирной кавалерии мышиной.
И в осыпанье извести по стенам
Я слышал то, что много лет назад
Мог слышать Киплинг: гибель и распад
Империи, когда уже не чтят
Ни Библии, ни благородной силы.
Я обходил зеленые могилы
И вспоминал о Хокинге, о Дрейке,
О Вальтере Ралее и о многих
Стяжателях с воображеньем бардов,
Чья память и теперь тревожит сон.
Здесь пашни и луга на сотни ярдов
Распростирались вдаль. А что теперь?
Кладбищенские плиты, известь, пепел.
Уходят люди. Остается гниль.
Но если ветер раздувает пыль,
Не тот же ль ветер разжигает пламя
Страдающего разума? А мой
Разбужен колокольной прозой Донна.
И я скорблю. Быть может, бедный раб,
И не один, нашел себе покой
В прудах зеркальных у Большого Дома?
И не был ли ваш гордый Альбион
В дни Рима, как и мой несчастный остров,
Колонией? Такой же клок земли,
Удел бессчетных распрей, захолустье,
Гнездовье, опрокинутое ветром
На синеву холодного Ла-Манша.
Но пусть в права вступает жалость наша.
Я понимаю: этот бедный луг,
И дом, и все, что от тебя осталось,
Когда-то славный центр земного круга, -
Все это я… Постойте, как там было:
«Коль смоет в волны мыс иль замок друга…»
(С английского)
http://klausnick.livejournal.com/306893.html - о сэре Томасе Брауне