Он увязал в словах, как ливень в чернозёме.
Он тасовал их так, как фокусник колоду.
Он извлекал из них немыслимые корни
в той высшей математике судьбы.
В своей вселенной он навек бездомен.
Он чуял глуби, но не видел брода.
И выси так и не услышал горней
(которой, может быть, и вовсе нет).
А жизнь стояла и стоит на стрёме
своей простейшей - прозябай! - природы,
и что ей вознесенье в вышний холод
под крик осенний ястреба в зенит.
Дырявь своей звездой пустое небо,
а нам тепло в монбланах ширпотреба.
И только части речи тихо плачут.
Он умер - вот и решена задача.