МОЛОДЫЕ ПОЭТЫ, ПОГИБШИЕ НА ФРОНТАХ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ
Мне не скажут мертвые спасибо,
Только поцелует ветерок,
Либо лучик солнечного блика,
Нежно ляжет между этих строк...
Илья Токов
Андрухаев Хусен, 20 лет
Артемов Александр, 29 лет
Багрицкий Всеволод, 19 лет
Богатков Борис, 21 год
Вакаров Дмитрий, 24 года
Викторас Валайтис, 27 лет
Винтман Павел, 24 года
Городисский Захар, 20 лет
Гурян (Хачатурян) Татул, 29 лет
Занадворов Владислав, 28 лет
Калоев Хазби, 22 года
Квициниа Леварса, 29 лет
Коган Павел, 24 года
Крапивников Леонид, 21 год
Кульчицкий Михаил, 23 года
Лебедев Алексей, 29 лет
Ливертовский Иосиф, 24 года
Лобода Всеволод, 29 лет
Лукьянов Николай, 22 года
Майоров Николай, 22 года
Овсянников Николай, 24 года
Подаревский Эдуард, 24 года
Подстаницкий Александр, 22 года
Поляков Евгений, 20 лет
Разиков Евгений, 23 года
Размыслов Ананий, 27 лет
Римский-Корсаков Всеволод, 25 лет (умер в ленинградской блокаде)
Розенберг Леонид, 22 года
Стрельченко Вадим, 29 лет
Суворов Георгий, 25 лет
Сурначев Микола, 27 лет
Тихачек Ариан, 19 лет
Ушков Георгий, 25 лет
Федоров Иван, 29 лет
Шершер Леонид, 25 лет
Шульчев Валентин, 28 лет
Эсенкоджаев Кусейин, 20 лет
Кого ещё вы знаете?
Они ушли на рассвете
[Текст: Дмитрий Шеваров/РГ]
^ ^ ^
Мы еще застали те дворы, откуда они уходили на фронт. Палисадники, сараи, липа под окном, полуторка, поднимавшая клубы пыли на нашей улице, — очень многое вокруг было допотопным, то есть довоенным.
И та сирень, у которой прощались выпускники 1941-го, осыпала на нас свой цвет, когда мы играли в войну. После дождя в довоенной бочке качалась темная вода со звездами. Вечером, уходя со двора все в пыли и ссадинах, вдруг таинственный ветер из сада касался наших разгоряченных лиц, и нам казалось, что там, в саду, кто-то тихо плачет и это не листья под лунным светом, а девичьи плечи вздрагивают.
Ночная бабочка неслышно бьется в стекло, дрожит. Так повестка дрожит в материнской руке. Заветная тетрадка для стихов еще не в рюкзаке, а под подушкой.
В мае вечерние сумерки слишком быстро переходят в утренние. Молчите, будильники. Не греми, рукомойник. Помолчите, репродукторы. Паровоз с красной звездой на груди, постой еще на запасном пути… Дайте дописать стихи.
***
Мне противно жить не раздеваясь,
На гнилой соломе спать.
И, замерзшим нищим подавая,
Надоевший голод забывать.
Коченея, прятаться от ветра,
Вспоминать погибших имена,
Из дому не получать ответа,
Барахло на черный хлеб менять.
Дважды в день считать себя умершим,
Путать планы, числа и пути,
Ликовать, что жил на свете меньше
Двадцати.
Всеволод Багрицкий
Все грущу о шинели,
Вижу дымные сны,-
Нет, меня не сумели
Возвратить из Войны.
Дни летят, словно пули,
Как снаряды - года...
До сих пор не вернули,
Не вернут никогда.
И куда же мне деться?
Друг убит на войне.
А замолкшее сердце
Стало биться во мне.
***
Я курила недолго, давно — на войне.
(Мал кусочек той жизни, но дорог!)
До сих пор почему-то вдруг слышится мне:
«Друг, оставь «шестьдесят» или «сорок»!»
И нельзя отказаться — даешь докурить.
Улыбаясь, болтаешь с бойцами.
И какая-то новая крепкая нить
Возникала тогда меж сердцами.
А за тем, кто дымит, уже жадно следят,
Не сумеет и он отказаться,
Если кто-нибудь скажет:
«Будь другом, солдат!» —
И оставит не «сорок», так «двадцать».
Было что-то берущее за душу в том,
Как делились махрой на привале.
Так делились потом и последним бинтом,
За товарища жизнь отдавали...
И в житейских боях я смогла устоять,
Хоть бывало и больно, и тяжко,
Потому что со мною делились опять,
Как на фронте, последней затяжкой.
***
Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Юлия Друнина