Повешено солнце пиратом на рее,
напялил на зорьку бандану закат –
вечерняя мгла растеклась в галереи,
подняв удивлённые брови аркад.
Все тени кинжальные ночь посетила, –
смотри не обрежься, их спать уложи.
А звёзды мерцают, шальные светила,
отмытые начисто кем-то от лжи.
Мозаика блещет и своды просторны,
но месяц лажает, в рогах дирижёр,
и жутко фальшивят зарницы-валторны,
да тучи пузатятся в хоре обжор.
Плюс в этой кондовой симфонии мира
не слышен совсем исполнитель-солист.
Ах, как не звучна мироздания лира! –
Плохой композитор (не Бах и не Лист)
кропал на листе половинные ноты,
скрипично-басовые спутав ключи, –
нужны ли кому судеб лживых длинноты? –
А, хочешь не хочешь, контракт заключи!
– И лет затрапезные пьесы играем,
хохочем и плачем, оплавив мозги:
мы сами себя палачами караем.
Жизнь – плаха на сцене? – Не видно ни зги…