Из рассказов старого "бродяги"
Я признаться хочу, что не верю ни в чёрта, ни в Бога.
Я пишу лишь о том, что сам видел. И незачем врать...
В дом казённый однажды мне вышла прямая дорога,
И в тюремной тиши оставалось лишь дни коротать...
Третий месяц один. Полутьма. Где-то крики конвоя.
День уходит за днём. За окошком не гаснут огни...
От тоски да один - человек непременно завоет.
Только весело мне - ночью в гости приходят ОНИ...
Тихо встанет в углу и молчит, тишину не нарушит.
Нет приюта душе, чей хозяин давно уж отжил...
Мне сержант объяснил - ночью ходят по камерам души
Тех, кто руки свои на себя от тоски наложил.
В этой старой тюрьме не пробить стен прямою наводкой,
Тут ещё декабристы сходили от жути с ума.
Обитатель седеет. Конвой, тот спасается водкой.
Зла от душ не бывает, но кто его знает - тюрьма...
Я боролся как мог. Я заучивал Пушкина сказки!
Как-то крысу поймал, всё пытался отдрессировАть.
Попросился в санчасть, только врач не поверил отмазке.
Крыса нагло сбежала, успев все запасы сожрать.
Как-то стал замечать - говорю и смеюсь сам с собою.
Понимаю - каюк. Слышу каждого волоса рост!
Я заплакал тогда... Только сел кто-то рядом со мною
И, меня приподняв, над землёю куда-то понёс...
Помню - в летней ночи посредине заброшенной церкви
Ждал меня человек. Вечно пьяный философ Хома!
Он мне что-то сказал, в руку сунув... И тут же померкли
Эти южные звёзды и старые чьи-то дома...
И - в холодном поту - не пойму, на каком пребываю я свете.
В то, что было со мной, я поверить, конечно, не смог.
Но минут через несколько вдруг с удивленьем заметил,
Что в ладони сжимаю я крепко... Обычный мелок!
... Очертить всё вокруг мне, конечно, мелка не хватило.
Вот вам мистика вся. Хочешь - верь, а не хочешь - не верь...
Только больше не слали посланцев чужие могилы.
А Хому вспоминаю частенько... Как он там теперь?