Под завывание ветра в ружейных стволах, ходил степью. За полдня не сжёг ни одного патрона, но силы ещё оставались, и я пошёл в сторону займища. За ним были слышны гусиные разговоры. Пересекая его, приходилось разбивать лед каблуками своих болотников. Из образованных лунок вскидывалась вода, она кропила брызгами одежду, бинокль, лицо. Полы куртки стало коробить.
Потом пошла снежная целина. Я уходил по ней в глубину долины, и она сияла навстречу отражённым солнечным светом. Этот свет слепил меня. Напрасно я пытался прикрыть глаза ладонью, все вокруг меня было пронизано игрой и буйством солнечных лучей. Я опускал веки, а когда поднимал их, передо мной ещё несколько мгновений плыли фиолетовые круги. Глаза стали слезиться, но тело и душа продолжали ликовать, радуясь движению и новым впечатлениям. Ощущение прилива жизненных сил охватило меня. Кричала на взлёте лебединая пара, им отвечали другие лебеди, и я подумал, что именно эти птицы и являются символом нашего сурового края, а не стерх*, профилем которого украшен герб нашего района, и которого безуспешно пытались расселить в Белозерском заказнике.
Вечером долго не гасла заря, и мне казалось, что я хорошо понимаю язык природы, которая в тот вечер рассказывала, что весна приходит к человеку не тогда, когда лед превращается в туман или воду, она приходит к нему, когда он окрылен удачей и начинает верить в синюю птицу давней мечты. Домой возвращался ночью. Снег вокруг меня смерзался, с каждой минутой твердел, приходилось крушить его полотно сапогами, и он звучал, будто под ногами рвалось грубое полотно брезента. Домой пришел в 10 часов ночи с желанием назавтра сделать паузу в своих скитаниях.
На другой день чувствовал сонливость, но пришёл вечер, и опять солнце принялось будить во мне бродягу. Я льнул к окну, с жадностью смотрел в бинокль, наводил ему резкость, линзы приближали ко мне синие дали. Было видно, как над проталинами ходили облака, как ложились от них тени. Удивительно было вспоминать вчерашний день с его пронзительным сырым ветром, покоробленную одежду, собак, которые с мокрой шерстью лезли ко мне в скрадок, ворочались и мостились, стараясь прижаться поближе ко мне.
Я старался отсечь все неприятное в своей памяти, осколки обид, недосказанность, хотелось открыть перед собой чистый лист бумаги, на котором остались бы лишь отпечатки следов зверей, зовущих к неведомым, но счастливым приключениям.
Стерх*- белый журавль