Если мне, милый друг, однажды уйти придётся,
я не стану трухой.
Стану ветром двора-колодца.
Криком чайки.
Антенной самой высокой крыши.
Выше – не пустят,
и я не стремилась выше.
В моем завещании будет тридцать сценариев панихиды,
ни один из которых не связан
ни с воплями,
ни с отчаянием.
Я опять обращусь шаром боговой белой глины,
а пока я иду
и в кармане звеню ключами.
И пока я держу тебя за руку,
не верю, что смерть всесильна,
что мы все - персонажи снятого кем-то фильма,
что небо знает другой оттенок,
кроме этого –
страшно-синего
с точками фонарей.
Что тебя где-то за руку завтра возьмет другая,
что полгода воды остаётся до кромки мая,
что как бы мы искренне не сыграли –
правда прячется в тихих кухнях
и без грима звучит острей.
Я не верю, что город –
пылью густой напудренный,
где написана каждая яма, пятно, зазубрина,
где чердачные кошки смотрят глазами мудрыми,
превращая чердак в чертог -
этот город,
что мне январь подаёт под сахаром,
что меняет окрас от склепа до инкубатора,
где птицы поют о смехе
над всеми людскими страхами –
вчера был со мной жесток.
Ночь на 6 января, 2017.